Мини-сериала о Карибском кризисе и роли Фиделя Кастро мы закончили на подготовке русских к постановке на вооружение ракет на Кубе.

Беспокойство с обеих сторон

Заявление Кеннеди в понедельник 22 октября 1962 года поразило мир: советские ракеты с атомными боеголовками — на Кубе! Все слушатели ощущали, что приближается Третья мировая. Власти начали открывать убежища гражданской обороны, в школах и учреждениях люди учились действиям по тревоге, женщины и мужчины закупали запасы продуктов.

«Во всем виноват Хрущев!» — сокрушались западные журналисты и политики. В странах Варшавского договора виновником называли Белый дом, однако подробности о доказательствах, обнаруженных американцами, СМИ замалчивали. Кстати, Кремль, как всегда в критические моменты, запутывал и лгал: подконтрольное ему население узнавало правду из передач западных радиостанций.

Фидель Кастро продиктовал редакции издания Revolución заявление, в котором опроверг присутствие наступательных ракет на острове. Речь Кеннеди — это «обыкновенная дымовая завеса, которая должна оправдать преступную интервенцию», которую ожидал Кастро.

В понедельник также закончил свою работу полковник ГРУ Олег Пеньковский, один из самых успешных агентов Запада. Его арестовало КГБ — по крайней мере, так написала газета «Правда». Однако не исключено, что это произошло несколькими днями ранее. Впоследствии его казнили как предателя.

СССР тоже привел в боеготовность свои ракетные войска. Несмотря на то, что в распоряжении Союза была всего шестая часть ракет, имевшихся у американцев, если бы советским войскам удалось ими воспользоваться, они могли бы нанести огромный урон. На космодроме Байконур готовили межконтинентальную ракету Р-7 (SS-6/Sapwood) с атомной боевой частью мощностью 3,5 мегатонны, способной уничтожить Нью-Йорк. В запасе против крупнейшего американского города оставили еще одну. Две другие ракеты этого же типа были приготовлены на базе Плесецк на севере России. Однако советские войска были не слишком расторопны: топливом ракеты заправлялись целых 24 часа. Другие стратегические ракеты, нацеленные на американские города, еще не завершили серию необходимых испытаний (Р-9 SS-8/Sasin, которых было пять, и Р-16 SS-7/Saddler, которых было 12).

Во вторник утром советское руководство утвердило ответ на заявление Кеннеди. Реакция была спесивой, диктаторской и не соответствовала реальной ситуации. «Если агрессоры спровоцируют конфликт, то Советский Союз ответит сокрушительным ударом». На самом деле советские ракеты могли бы уничтожить несколько американских городов, а вот американские — стерли бы с лица земли все советские города. И теперь Хрущев в письме Кеннеди врал, утверждая, что на Кубе нет никаких наступательных ракет.

Утром в Белом доме заседал Исполнительный комитет. Больше всего президента беспокоил Западный Берлин. Директор ЦРУ Маккоун сообщил, что в Карибском море находится несколько советских подводных лодок, по всей видимости, с ядерным вооружением.

Американские комментаторы рассуждали о взаимовыгодном договоре. «Если бы СССР вывел свои наступательные вооружения с Кубы, мы бы демонтировали ракеты в Турции».

После полудня Роберт Кеннеди и сенатор Эдвард Бартлетт беседовали с Большаковым. Они мельком упомянули эту сделку, о которой писали газеты. Однако эта чрезвычайно важная информация дошла до Кремля только через два дня — 25 октября. Причиной задержки, вероятно, стала какая-нибудь мелочь, как это обычно бывает.

Президент опасался дальнейшего развития событий. Вечером он отправил своего брата за Добрыниным. Однако советский посол ничего не знал о ракетах на острове. Он пытался оппонировать аргументам министра, но вяло, ведь и он сомневался, что Москва ведет открытую игру. Кеннеди закончил беседу угрозой: «Мне неизвестно, чем все кончится, но мы готовы остановить ваши корабли».

Вечером началось заседание Совета безопасности ООН. Посол Стивенсон продемонстрировал фотографии советских ракет на Кубе, сделанные самолетом-разведчиком. Снимки шокировали дипломатов и журналистов. Посол Валерьян Зорин, который не смог их прокомментировать, на худой конец обвинил Соединенные Штаты в подготовке вторжения на Кубу. Возможно, и он слышал об этом оружии впервые.

Главнокомандующий стратегического авиационного командования генерал Томас Пауэр отдал приказ повысить боеготовность всех подразделений. Он сделал это без ведома президента и открытой речью, а не шифром — пусть в СССР знают. Воинственная лихорадка усиливалась.

Мы должны уйти, или начнется война с США

В Кремле тоже росло беспокойство. На встрече с президентом американской фирмы Westinghouse Уильямом Кноксом Хрущев сказал, что советские ракеты на Кубе — это то же самое, что американские в Турции. СССР их контролирует, а кубинцы решений не принимают. Хрущев передал Кеннеди, что если американцы нападут на суда в море, Советский Союз будет «защищать свои права».

Контекст

Как начинался Карибский кризис

Technet.cz 05.01.2017

Как Громыко разозлил Кеннеди

Technet.cz 06.01.2017

Как США играли в русскую рулетку с ядерной войной

The Guardian 17.10.2012

Уроки Карибского кризиса

Slate.fr 16.10.2012

Сергей Хрущев@ИноTV: "Для отца Карибский кризис был приглашением к торгу"

BBC World 24.10.2007
Однако на заседании Президиума ЦК Хрущев говорил иначе. «Невозможно хранить на Кубе ракеты, не вступая в войну с США», — сказал он. СССР демонтирует ракеты при условии, что Вашингтон гарантирует не нападать на Кубу. С этим предложением согласились Брежнев, Косыгин, Козлов, Микоян, Пономарёв и Суслов. Громыко и Малиновский воздержались.

Хрущев закончил заседание призывом: «Товарищи, давайте вечером пойдем в Большой театр. Наши люди и иностранцы увидят нас, и, может, это успокоит их».

Вечером все политическое руководство появилось на опере Мусоргского «Борис Годунов». В антракте советский лидер показательно поблагодарил американского певца Джерома Хайнса и его коллег. Тем самым Хрущев хотел продемонстрировать, что находится в конфронтации с американскими лидерами, а не с простыми людьми.

В ночь на 23 октября 1962 года впервые Комитет начальников штабов объявил уровень готовности DEFCON 2 (Defense Readiness Condition) для стратегической авиации. Для остальных сил действовало состояние DEFCON 3, как и в предыдущий день. DEFCON 2 — это состояние, предшествующее максимальной боевой готовности. DEFCON 1 означает войну. Вашингтон сообщил об этом открытой речью без шифровок, чтобы в СССР все узнали.

В готовность привели 1300 стратегических бомбардировщиков с атомными бомбами. Половина из них ожидала над Гренландией и Северной Канадой сигнала к началу операции. Авиатопливом их снабжали летающие танкеры. Все 183 межконтинентальные ракеты «Атлас» и «Титан» были готовы к запуску, как и 144 ракеты «Поларис» на десяти атомных подводных лодках типа «Джордж Вашингтон». Военно-морские силы, зарубежные базы и союзные силы НАТО были приведены в боеготовность. Солдаты спали в ботинках. Сотни тысяч семей уезжали из городов в деревни, где, казалось, будет безопаснее.

Войска США начали следить за строительством ракетных баз на Кубе и с помощью трех новых радаров, которые проходили испытания. Все они были связаны с Командованием воздушно-космической обороны Северной Америки (NORAD).

Изменился и мир дипломатии и спецслужб.

На сцену выходят чехословацкие разведчики

Ощущение опасности привело к тому, что западные депутаты и журналисты, поддерживавшие связи с людьми из советского блока, с большой охотой шли на контакт, например, с чехословацкими агентами, которые служили под видом дипломатов. Некоторые давали много информации, и порой встречи назначались по два раза на дню. «Разумеется, мы не обменивались информацией о каких-то секретных планах», — сказал мне Пршемысл Голан, который работал в пражском центральном отделе разведки Министерства внутренних дел. «Мы говорили о ситуации, истолковывали позиции. Все — по какую сторону железного занавеса мы бы ни находились — были заинтересованы в отведении страшной опасности».

«В центральном отделе все было приведено в максимальную готовность, — вспоминал Зденек Йодас, который был начальником контрразведки. — Велись серьезные разговоры о том, что начнется война. Мы пристально следили за событиями в Нью-Йорке и в Вашингтоне, поступали донесения от агентов. Больше делать было нечего».

В Вашингтоне у чехословацких агентов была возможность читать чилийскую дипломатическую корреспонденцию, в которой отражались споры в Организации американских государств. Эту информацию местный резидент передавал непосредственно своим советским коллегам, чтобы обо всем знал и посол Добрынин.

Дипломаты в посольствах советского блока в США и в других западных странах уничтожали секретные документы и готовились к тому, чтобы в последний момент сжечь шифровальные таблицы и разбить шифровальную аппаратуру.

Ситуация была намного более напряженной, чем при строительстве берлинской стены. На случай конфликта центральный отдел чехословацкой разведки ввел превентивные меры.

Резидентуры проверяли системы связи с агентами в условиях войны. Прежде их координировали офицеры, работающие в диппредставительствах, в отделах Чехословацкого информагентства, туристического агентства Čedok и прочих. Во время войны эти организации закрывались, и тогда роль координирующих офицеров взяли бы на себя нелегалы, то есть агенты, проживающие за рубежом под фальшивыми именами.

Если бы агенты по каким-то причинам потеряли связь, они знали места и время встреч со своими координирующими органами, а также пароли для контроля. Разумеется, им приходилось хранить в памяти множество разных сроков и мест. Так что если бы началась война, центр выслал бы нелегалам инструкции о встречах.

Также проверялся вариант переноса пражского центрального разведывательного отдела в запасные пункты в Восточной Чехии и в Высоких Татрах. Однако кроме небольшого числа штабных точных мест никто не знал. Теперь же необходимо было удостовериться, что все сотрудники разведки знают, каким образом и с какими материалами они должны отправиться в эвакуацию.

Советская подлодка у берегов США

В пятницу 26 октября американские корабли заметили вблизи побережья Северной Америки советскую подводную лодку. Эсминцы попытались вынудить ее к всплытию, сбросив три маломощные гранаты — это принятый в мире сигнал. Около четырех вечера подлодка, наконец, поднялась на поверхность. Если бы с ней все было в порядке, она попыталась бы скрыться на глубине, а ее появление на поверхности означало, что возникли проблемы. Американцы посчитали, что это атомная субмарина, и не подозревали, что перед ними дизель-электрическая подводная лодка проекта 641 (Foxtrot). Эта была обозначена как «К-59».

Советское командование решило отправить на Кубу 69-ую бригаду в составе четырех подобных подлодок. Через 20 — 22 дней бригада должна была достичь порта Мариэль, который стал бы ее базой в ходе операции «Анадырь». Каждая субмарина была вооружена не только 21 традиционной торпедой, но и одной — с ядерным боезарядом. Командующий бригадой подлодок Виталий Агафонов плыл на «Б-4», а начальник штаба Василий Архипов — на «Б-59».

Во время инструктажа капитан Шумков спросил: «Какие есть правила для запуска торпеды с ядерным боезарядом?» Он ожидал точного и ясного ответа, но не дождался. Адмирал Виталий Фокин, заместитель главнокомандующего Военно-морским флотом, только пошутил: «Если вам дают пощечину, не позволяйте делать это второй раз».

Капитаны знали, как плохо техники ремонтируют их корабли и не хотят менять старые батареи на новые: якобы их не было. Они протестовали против этого беспорядка, но вышестоящие чины их игнорировали. Для основательного ремонта не было времени.

Русские моряки даже не знали, куда плывут

Моряки, включая офицеров, не знали, куда направляются. Только в море капитаны смогли распечатать конверт, в котором описывался путь и цель, и сообщить экипажу, что они следуют на Кубу. Вооружение подлодок должно было быть постоянно в боевой готовности — таким был приказ. Для использования традиционных ракет нужно было согласие главкома флота, а для запуска торпеды с ядерным зарядом должно поступить специальное разрешение от Министерства обороны.

Четыре лодки проекта 641 проскочили близ Скандинавии, где воды патрулировали британские и норвежские противолодочные корабли. Но с самого начала возникли трудности: старые батареи быстро разряжались, поэтому подлодкам приходилось часто всплывать для подзарядки. В Северной Атлантике на них обрушился ураган «Элла», что осложнило всплытие и подзарядку. Выходила из строя и другая аппаратура, включая системы кондиционирования, поэтому внутри температура взлетала до 50 — 60 градусов. Не хватало и питьевой воды.

Подлодка «К-59», которой командовал Савицкий, доплыла до Саргассова моря, являющегося частью Атлантики и находящегося к северо-западу от Бермуд. До этого «Элла» уничтожил много оборудования, поэтому сбой дали двигатели, кондиционирование и другая аппаратура. Температура на борту поднялась до 60 градусов, воздух был несвежий. Вскоре субмарину заметили американцы — соединение во главе с авианосцем «Рэндольф».

Когда в субботу 27 октября посыпались предупредительные гранаты, которые означали приказ всплывать, в шестой отсек начала проникать вода. Наверное, пробоина!

Американцы нас атакуют! Савицкий вспомнил слова Рассохи и скомандовал привести специальную торпеду в носовом отсеке в боеготовность. О ядерном боезаряде не говорилось, и, возможно, рядовые моряки не подозревали, что это за торпеда.

Ключи для стрельбы ею были у трех человек: Савицкого, политрука Ивана Масленникова и начальника штаба Василия Архипова. Каждый из них должен был вставить свой ключ в специальное гнездо. И командир, и политрук посчитали решение правильным, однако Архипов возмутился: «Нет никакого нападения! И мы не имеем права использовать это оружие! Кстати, повреждение небольшое, и его уже заделывают. Мы должны всплыть и дождаться приказов из Москвы».

Он знал, что взрыв в такой близости уничтожил бы не только американскую флотилию, но и их самих. А быть может, этот взрыв ввергнет весь мир в ядерную войну.

Наконец Архипов убедил Савицкого. «Б-59» поднялась на поверхность. Когда моряки вышли, их обдало субтропическим жаром.

Американцы вышагивали в летней форме на палубах военных кораблей и, смеясь, махали коллегам с подводной лодки, напевали им песню «Янки-дудл» — она была популярна во времена борьбы за независимость — и бросали им бутылки коньяка и пачки сигарет. Советские моряки в грязных и потных мундирах восприняли это как страшное унижение.

Подзарядив батареи, подлодка «Б-59» направилась обратно к Бермудам. Группа офицеров ГРУ особого назначения под руководством Вадима Орлова, которая вела мониторинг всего вещания американской флотилии, услышала, что на части обратного пути ее будут сопровождать всего четыре надводных корабля и периодически пролетающий самолет. Кроме того, группе стало известно, что начался глубокий кризис вокруг Кубы, о котором никто из экипажа не имел ни малейшего представления. Еще офицеры ГРУ услышали, что американский флот заставил всплыть еще две подводные лодки. Позор!

Николай Шумков, капитал «Б-130», испытал в октябре 1961 года торпеду с ядерным боезарядом на полигоне на острове Новая Земля. Он знал ее мощь. На его судне тоже были проблемы со слабыми батареями, которые приходилось подзаряжать на поверхности с риском быть обнаруженными. Во время тропической бури из строя вышло большинство двигателей.

Авианосец «Эссекс» заметил «Б-130» утром 26 октября, и немедленно начали падать сигнальные гранаты. Через несколько часов субмарина всплыла. Капитан телеграфировал в Москву: «После преследования был вынужден подняться на поверхность. Два из трех дизельных двигателей не работают. Окружен четырьмя американскими военными кораблями. Жду инструкций».

Командование подтвердило получение донесения — и никаких советов, никаких приказов. Справляйтесь сами! Моряки попытались отремонтировать двигатели, но безуспешно. Капитан запросил помощи. Наконец приплыл корабль «Памир», который отбуксировал подлодку в Мурманск.

На подлодке «Б-36» под командованием Алексея Дубивко врачу пришлось в примитивных условиях прооперировать офицера Петра Панкова, служившего на гидролокаторе, и удалить ему аппендикс. В это время они плыли на глубине 110 метров, а на поверхности бушевал ураган «Элла».

За этой субмариной в Саргассовом море тоже следили американцы, а точнее эсминец «Чарльз Сесил». В какой-то момент командир опасался, не выстрелят ли по ним торпедами. Но нет. Дубивко попытался скрыться, но тщетно. Через несколько дней, 31 марта, ему пришлось всплыть, чтобы подзарядить батареи. Потом он повернул назад.

Только «Б-4», которой командовал Рюрик Кетов, американцы не обнаружили. Но когда из радиосообщений экипаж узнал, что шансов нет, лодка повернула обратно.

Во вторую флотилию должно было входить семь подводных лодок типа Golf (советское обозначение «Проект 629»). Каждая такая подлодка была вооружена тремя баллистическими ракетами Р-13, SS-N-4/Sark, дальностью 600 километров. Но после катастрофического провала лодок проекта 641 эту флотилию даже не отправили.

Сомнения с обеих сторон

В среду 24 октября ситуация казалась трагической. Советские грузовые корабли по-прежнему направлялись на Кубу. При этом американские ВМС узнали, что корабли сопровождали в качестве охраны подлодки. Навстречу первым кораблям («Гагарин» и «Комилес») американцы направили вертолетоносец «Эссекс».

Роберт Кеннеди спросил у Большакова, не известно ли ему что-то новое. Ответ шокировал: «Я думаю, что корабли попытаются прорвать карантин».

«Если американцы на нас нападут, уничтожьте их ядерным ударом!» — писал Фидель Кастро в телеграмме Хрущеву. Однако советский лидер не хотел приносить мир в жертву интересам Кубы и бескомпромиссно сообщил об этом Гаване.

В 10 часов члены Исполнительного комитета собрались в Белом доме. Все были напряжены: начнется война или продолжится мир? Наконец в 10.25 директор ЦРУ Маккоун заявил: «На линии карантина остановилось 20 советских кораблей. Часть развернулась и начала возвращаться. Эти суда везут разобранные ракеты Р-14».

Но это была неверная информация. Как через 40 лет узнал репортер Майкл Доббс, советские корабли остались стоять примерно в 900 километрах от линии карантина. Президента и Исполнительный комитет неправильно проинформировали.

Утром между семью и восемью часами Москва телеграфировала их капитанам не пересекать линию карантина. Такое решение принял Хрущев. Однако на Кубе советские солдаты продолжали сборку ракет Р-14, а половину уже могли заправить топливом. Тем не менее ядерным зарядом их не оснащали. Их охраняли войска в Мариэле.

Большинство стран Латинской Америки было возмущено действиями Кубы и требовало демонтировать ракеты. Аргентина объявила о приведении в боевую готовность своего военного флота. Советские и чехословацкие разведывательные службы попытались создать в этих странах организации в поддержку Кубы, но так и не смогли опереться на чей-либо авторитет.

На вечернем заседании Совета безопасности ООН советский представитель Зорин почувствовал свое отчаянное одиночество. Западные делегаты единодушно вставали на сторону США, 45 азиатских и африканских стран призывало Вашингтон и Москву к договоренности.

И все же самые важные переговоры проходили за кулисами. Хрущев и Кеннеди обменялись письмами, но так и не захотели изменить своих позиций. У Тан предостерег их от эскалации напряженности и предложил себя в качестве посредника в переговорах. Представитель международной организации также предположил, что демонтаж наступательных вооружений на Кубе могут контролировать представители некоторых нейтральных стран.

Во время обсуждений в Кремле заместитель министра иностранных дел Василий Кузнецов предложил: «А что если нашим войскам заблокировать Западный Берлин?» Хрущев вспылил: «Мы только начинаем выпутываться из одной авантюры, а вы предлагаете нам пуститься в другую!»

Один американский телеканал отправил в регион вертолет с репортерами. Так что в четверг зрители телеканала смогли увидеть, как советский танкер «Бухарест», везущий нефть, внешне проконтролировали экипажи американских эсминцев и пропустили.

В пятницу 26 октября утром американские эсминцы остановили ливанский грузовой корабль «Марукла», который направлялся на Кубу. Во время осмотра не было обнаружено ничего подозрительного, поэтому судно пропустили.

И хотя конвои советских судов с грузом военной техники продолжали стоять, на Кубе солдаты по-прежнему собирали ракеты. Большая часть американских политиков и военных боялась, что в итоге не останется никаких вариантов, кроме войны.

В полдень журналисты спросили представителя Госдепа Л. Уайта, что он думает об обмене письмами между президентом и Генсеком ООН. Уайт сослался на обращение Кеннеди, в котором он пригрозил, что «если эти наступательные военные приготовления продолжатся, таким образом, еще более увеличивая угрозу Западному полушарию, любые наши дальнейшие действия будут оправданы».

Это высказывание журналисты истолковали так, что интервенции или авиационного удара стоит ожидать в ближайшие часы, и соответствующие заголовки появились в послеобеденных газетах. Кеннеди возмутили эти инсинуации, и по телефону он отчитал как Госсекретаря, так и его заместителя, а также официального представителя Госдепа.

Но это недопонимание заставило руководство СССР принимать немедленные решения. Хрущев объяснил это только 12 декабря на заседании Верховного Совета: «Утром 27 октября мы получили от кубинских товарищей, а также из других источников сообщение, в котором прямо говорилось, что интервенция начнется в ближайшие два — три дня… Необходимо было как можно скорее действовать, чтобы отвратить нападение на Кубу и сохранить мир. Президенту США было направлено послание, в котором говорилось о приемлемом для обеих сторон решении».

Первое предложение русских для прекращения кризиса

«Черная суббота», как назвали 27 октября, вероятно, была наиболее острой фазой кризиса.

После полудня ситуация начала меняться к лучшему. Советник советского посольства Александр Фомин, известный как резидент КГБ в США Феклисов, попросил о встрече репортера телеканала АВС Джона Скали, аккредитованного при Госдепе и хорошо знакомого с Хилсмэном и Раском. Скали и Фомин встретились в ресторане «Западный» неподалеку от Лафайет-сквер в центре столицы в половину второго.

Феклисов, который во время и после войны уверенно координировал в Нью-Йорке и Лондоне советских ядерных шпионов, выглядел растерянно: «Война может начаться в любой момент. Мы должны что-то сделать».

Скали сказал без обиняков: «Вы должны были об этом подумать прежде, чем отправить ракеты на Кубу!»

«А что будет, если мы выведем наши ракеты под наблюдением ООН, а господин Хрущев даст гарантии, что никогда больше не отправит на Кубу наступательного оружия?— прощупывал почву разведчик. — Готов ли американский президент пообещать, что никогда не нападет на Кубу?»

Скали не знал ответа. Феклисов попросил его узнать у своих высокопоставленных друзей, а потом позвонить. «Вот мой домашний номер телефона».

Скали немедленно проинформировал Хилсмэна, а тот — Раска. Госсекретарь передал это послание президенту. «Это первое конкретное предложение от русских для завершения кризиса», — отметил Раск. Пентагон и ЦРУ отложили операцию «Мангуст» на неопределенный срок, в ходе которой группы из трех человек должны были повредить кубинские железнодорожные пути, шоссе и линии связи, а также совершить покушение на Фиделя Кастро. Правда, три группы из десяти уже были на острове, но еще не начали действовать.

Белый дом дал согласие. Скали встретился с Феклистовым в кафе отеля «Хилтон» без 15 восемь. «Ответственные лица заинтересованы в переговорах в духе предложений Генерального секретаря ООН», — передал репортер. Феклисов был доволен. Якобы он должен был 30 центов, но дал официанту пять долларов и не потребовал сдачи: разведчик очень спешил сообщить новость Москве.

От письма Хрущева, переданного в Белый дом в 19 часов веяло смирением. Из множества слов следовало, что советский лидер допускает присутствие ракет на Кубе и предлагает вариант их вывода в обмен на гарантии ненападения на остов. «Письмо было очень длинным и эмоциональным», — охарактеризовал его Роберт Кеннеди.

Между тем продолжались переговоры в ООН. Страны Латинской Америки требовали вывода ракет и гарантий для режима Кастро. В Европе росли опасения, что будет война.

Фидель Кастро приехал в посольство СССР в Гаване в два часа ночи. Он был крайне возмущен. «Москва и Вашингтон договариваются о нас без нас!» Посол Алексеев напрасно пытался его успокоить. Они хорошо знали друг друга. Под этим псевдонимом работал испанист Александр Шитов, который до 1959 года был резидентом КГБ в Буэнос-Айресе, а затем осенью возглавлял первую советскую делегацию, отправленную уговорить Кастро.

Кубинский лидер упорно спорил с Алексеевым — Шитовым и убеждал его, что это предательство. Он долго диктовал личное письмо Хрущеву. Кастро считал, что в ближайшие 24-72 часа удар нанесет американская авиация. Интервенция кажется ему маловероятной, но и ее он не исключает. Кастро потребовал от СССР немедленного ядерного удара. Посольство он покинул только в семь утра.

Кастро и не подозревал, что ночью советские солдаты разместили на расстоянии 15 километров от американской базы Гуантанамо ядерные ракеты «Луна» (Frog).

1 октября 1962 года в обстановке строжайшей секретности. Советские дизельные подлодки отправились из Полярного в Баренцево море. На каждую было загружено 22 боевые торпеды, в том числе по одной с ядерным зарядом. О сути и характере задания объяснений не давалось. Сборы были стремительными.
В поход ушли четыре подлодки 69-й бригады Северного флота: Б («Буки»)-4, Б-36, Б-59 и Б-130. Американцы называли их «фокстротами». Командиром Б-4 был капитан второго ранга Рюрик Кетов, Б-36 командовал капитан второго ранга Алексей Дубивко, Б-59 - капитан второго ранга Валентин Савицкий, Б-130 - капитан второго ранга Николай Шумков. Начальник штаба 69-й бригады капитан второго ранга Василий Архипов находился на лодке Савицкого...
«Родная моя! Идут десятые сутки, а мы до сих пор понятия не имеем, куда держим путь... Ты знаешь, какой запах я теперь ненавижу? Запах резины. Всплывать удается урывками, ночью - и все время наверху в мокром резиновом гидрокостюме. Даже воздуха по-настоящему не чувствуешь...» (Из письма жене офицера-подводника Анатолия Андреева.)
Только в Баренцевом море, получив специальный радиосигнал и вскрыв пакеты, они узнали: предписан курс на Кубу, в порт Мариель для «выполнения интернационального долга». О том, сколь стремительно меняется обстановка на суше, знать не могли... И о том, что буквально через несколько дней мир окажется на грани ядерной войны, и о том, что начало этой войны будет зависеть напрямую от них - тоже.
- Это сейчас про Карибский кризис - подробный расклад в любом учебнике истории, а тогда даже мы, военные, жили больше догадками, - вспоминает Николай Шумков. - Понимали, что ситуация вокруг острова Свободы нагнетается, но как все обернется - не знали. Только прибыв в район Багамских островов, благодаря своим радиоразведчикам стали получать информацию и мало-мальски ориентироваться. Например, из перехваченных переговоров противника впервые узнали, что Советский Союз тайно, по соглашению между Хрущевым и Кастро, еще в сентябре «экспортировал» на Кубу несколько зенитно-ракетных, артиллерийских, мотострелковых, авиационных и морских частей - около 400 ракет с ядерными боеголовками...

Действия СССР на Кубе стали ответом на размещение американских ракет в непосредственной близости от советских границ - Италии и Турции. После высадки американского десанта в апреле 1961 года на кубинской территории в Плайя-Хирон Хрущев и Кастро решили защитить остров Свободы советскими ракетами. Для отражения возможного нападения американских войск на Кубу началась разработка операции под кодовым названием «Анадырь».
Четырем подлодкам-«фокстротам», отправившимся на Кубу из Полярного в октябре 1962 года, отводилась в этой операции роль козырной карты.
На борту +70ºС
Почему-то Хрущеву доложили, что в поход ушли не дизельные, но атомные подлодки. А дизельные, не всплывая, работать не могут: каждые 12 часов им необходимо подниматься для подзарядки аккумуляторов.
Пока шли к цели, все так и происходило. Но подводники не могли знать, что еще в сентябре 1962 года США начали готовиться к массированной блокаде острова Свободы: были мобилизованы 150 тысяч резервистов, в штате Флорида началась массовая эвакуация жителей, а затем к берегам Кубы отправились четыре авианосца, более тридцати кораблей сопровождения при каждом - в общей сложности 85 процентов надводных сил US-флота Атлантики. Американцы готовились к большой буче - и конечно же не сомневались: русские пригонят свои подлодки.
- Американские корабли контролировали чуть ли не каждый квадратный метр на подходе к Кубе, - вспоминает Алексей Дубивко. - Не могло быть и речи о всплытии. Поднимались только ночью, на считанные минуты - раз по шесть-семь. Всплывая, видели прямо перед собой силуэты вражеских кораблей. Глотнем воздуха - и вновь погружаемся. Никак не могли толком зарядить батареи. Температура на подлодках стала перекрывать все мыслимые пределы, ведь это южные широты...
Вода на Багамах даже в октябре, даже на довольно большой глубине - 25-30 градусов. Температура в электромоторных отсеках подлодок достигала 70 градусов, в аккумуляторных - 65, в носовом и кормовом отсеках - около 45. Моряки буквально таяли на глазах. Через две недели каждый потерял почти две трети веса. Выглядели, как жертвы Освенцима. Ничего не ели, хотелось лишь пить. Содержание углекислого газа достигало критического, смертельного уровня. Все чувствовали, что находятся на краю гибели, но нашатырь в нос - и работать. Советские ведь люди! На Б-36 сразу 14 человек подали заявления о вступлении в партию. Среди них был и капитан-лейтенант Анатолий Андреев, женившийся накануне похода, - он-то и вел процитированный выше дневник, составленный из писем жене. «Пошел второй месяц нашего плавания... Сегодня снова упали в обморок от перегрева трое матросов. Многие покрываются пятнами и струпьями... Трудно писать. На бумагу капает пот, но стирать его совсем нечем. Использованы все рубашки, простыни и даже, пардон, кальсоны. Ходим, как дикари...»
На лодке Шумкова случилось ЧП: разом вышли из строя все три дизеля - и 25 октября Б-130 была вынуждена всплыть, обнаружив себя.
По свидетельству подводников, больше всех досталось экипажу Савицкого. Стремясь извлечь нашу подлодку наверх, американцы стали забрасывать Б-59 сигнальными гранатами, которые можно было принять за глубинные бомбы. Связи с Москвой не было, хотя одно указание они успели-таки принять: «готовность к использованию оружия «4 часа». Это означало - полная боевая готовность.
Сообщения американцев, доставляемые радиоразведкой, также носили угрожающий характер: на кораблях США была объявлена «красная готовность». Кеннеди приказал флоту удерживать подлодки всеми силами и средствами, а в случае приближения к американскому побережью более чем на три мили топить...
В такой ситуации у Савицкого не выдержали нервы:

Может, наверху уже война началась, а мы тут кувыркаемся. Сейчас мы по ним шарахнем! Сами погибнем, их потопим всех, но флот не опозорим!

Сорок лет спустя, на Гаванской «конференции примирения», об этом вспомнил подводник Вадим Орлов, свидетель «момента истины».

Джаз для теней

Орлов, ныне капитан второго ранга в отставке, рассказывает:

Эту «конференцию примирения» в честь 40-летия Карибского кризиса цели ком и полностью оплатил Роберт Макнамара, занимавший в 1962 году пост министра обороны США. Мало кто приехал из России: всего девять человек, я в том числе... Едва прибыл на Кубу, иностранные журналисты взяли в кольцо, накинулись - что было да как было... Я и рассказал. И слова Савицкого припомнил: «Может, наверху уже война...»

27 октября американцы вынудили подлодку Савицкого подняться. Экипаж, на протяжении двух недель практически не всплывавший, был уже на полном пределе. Но для горячего, экспрессивного Валентина Григорьевича это всплытие равнялось смертельному позору. Именно тогда решающее слово сказал начальник штаба 69-й бригады Василий Архипов. Будучи более сдержанным и уравновешенным, в самый напряженный момент 27 октября он сумел охладить пыл командира подлодки. Свидетелями бурного объяснения между Савицким и Архиповым стали замполит Иван Масленников и командир группы радиоразведки Вадим Орлов. Они же первыми поднялись на мостик всплывшей подлодки.
- Случилось это в четыре утра, - вспоминает Вадим Павлович. - Не успели вдохнуть полной грудью, как ослепли. Со всех сторон американцы навели на нас прожекторы. Сверху над Б-59 завис вертолет. А вокруг, насколько хватало глаз, мигали сигнальные огни сотен авиационных гидроакустических буев. ими нас обложили, как волка красными флажками... Затем с палубы ближайшего авианосца «Рендолф» стали взлетать противолодочные самолеты - на бреющем полете они проносились над Б-59, стреляя по курсу лодки из пулеметов. Затем лодку взяли в тиски эсминцы... И только после того, как мы подняли красный флаг и дали семафор на «Рендолф»: «Корабль принадлежит Союзу Советских Социалистических Республик. Прекратите ваши провокационные действия!» - американцы успокоились.
В тот же день, 27-го, из-за поломки произвел вынужденное аварийное всплытие и экипаж подлодки Б-36. Наши подводники - без кровинки в лице, изможденные, в одежде, разъеденной потом - представляли резкий контрасте американскими моряками и офицерами в голубых кителях. Американцы попивали «Колу», откровенно веселились, даже развернули на одном из эсминцев джаз-оркестр. По воспоминаниям подводников, все это было хуже прямых оскорблений. Американцы плясали, а наши подлодки в это время подзаряжали батареи, намереваясь при первой же возможности вновь оторваться от преследователей, - и сделали это, едва начало смеркаться. Самый страшный, кульминационный день Карибского кризиса - 27 октября, день, когда мир висел на волоске, был пережит...

Конфронтация пошла на убыль. В конце концов, Хрущев и Кеннеди смогли выйти из кризиса миром...

Но что же морской офицер Архипов?

Если награждать «За спасение мира», то следовало бы всех четверых, а точнее, пятерых: и командиров подлодок, и Архипова, - считает председатель совета Санкт- Петербургского клуба моряков-подводников Игорь Курдин. - Но судьба избирательна. Жребий пал на Архипова, и спорить с этим сейчас, пожалуй, нет смысла...

Волны высотой 5-6 м, как оценил Юрка, мне казались "выше сельсовета". Высота глаза наблюдателя на ПЛ 7,5 м. И когда лодка при длине волны около 100 м (длина лодки 91 м, но нос не в подошве, а корма не на гребне, поэтому и берем 100 м.) ритмично через 5-7 сек то поднимается на гребень, и тогда волна кажется не более 5 м, но когда опустится в подошву, тогда, да, - волна около 6 м. Но вот лодка, почему-то задержавшись на гребне, вдруг как рухнет под подошву следующей волны и на нас стремительно набегает шипящая стена воды. Я кричу сигнальщику: "Берегись!" Мы наклоняемся вперед, поворачиваемся боком, руки в мертвой хватке на конструкциях мостика, дыхание затаено, глаза закрыты - стена бьет тебя всего сразу, крутит, рвет, кромсает и сходит назад. Ты плюешься, кашляешь, харкаешь, естественно "материшься", на запрос снизу: "Как вы там? - отвечаешь: "Нормально!" Потом приходишь в себя и шаришь глазами по горизонту и воздуху... -Никого? Слава Богу, никого...
Но такое случается не через 5-7 секунд, а пореже - через 5-7 минут. И я, освоившись на мостике, нажимаю тангенту "Нерпы" - внутрикорабельной связи: "Внизу! Подключить командира! Товарищ командир, старший лейтенант Шеховец вахту принял исправно". "Меняйтесь", - у командира нет вопросов - он после ужина поднимался наверх для перекура.
Кокорев, дождавшись прохождения 9-го вала, чтобы не оказаться в роли поршня под многотонным водяным столбом, исчез в шахте люка. Погода не располагала к выходу наверх для перекура и, кроме нас с сигнальщиком, на мостике не было никого. Мы стояли с ним напротив по диагонали, видя лица друг друга, непрерывно осматривая: я - носовую полусферу, он - кормовую. Если полностью накрывало нас сравнительно редко, то ведро-другое холодного крутого рассола мы имели от каждой второй или третьей волны, ударявших в лобовую часть мостика. Но вот повышенный взлет лодки, зависание - и площадка, на которой мы стоим, стремительно и долго уходит из-под ног вниз. "Берегись!" Отплевываясь и т.д., мы еще перешучиваемся и хохочем. Хотя море требует уважения к себе, и в этом походе легкомыслие и неуважение к морю было не раз наказано переломом ребер, выбитыми зубами, вывихами рук, пальцев, разбитыми носами и просто "фонарями".

Кетов Рюрик Александрович

Если самые высокие волны в своей 30-летней морской службе, до 15 м, я наблюдал именно в этом походе, то не потому, что это первый поход молодого офицера. Нет. Расчет простой: попутная волна медленно поднимает корму лодки и, наконец, ставит её "раком". Дифферент на нос 8,5 гр. Длина ПЛ - 100 м. Синус 8,5 гр. = 0,15. Какова величина катета противоположного угла? 15 м.
Несколько месяцев ранее на этой же лодке Б-4 я наблюдал и самый большой крен. Мы возвращались из полигона БП (боевой подготовки) на рейд бухты Могильной у о.Кильдин. Шторм от вест-норд-веста набирал силу. Направление волны - 100-110 гр., правый борт. И когда мы были готовы спрятаться за остров, волна так положила лодку на левый борт, что я, спустившийся в нарушение инструкции вниз под козырек, чтобы покурить в обществе того же Юрия Кокорева, увидел в верхнем проеме, где нам положено стоять, горизонт!
И когда лодка выровнялась, из каюты командира раздался зычный мат командира лодки Р.А.Кетова. Через минуту он был на мостике с подбитым правым глазом. Во время крена, значение которого никто не успел заметить (да и не мог - кренометр зашкалило!), графин с водой вылетел из гнезда и... Командир был в панике: "Ведь ни одна б...ь не поверит, кто мне подвесил фонарь". Мы хором заверили, что подтвердим как на духу, что это был форс-мажор. Я еще предложил записать этот факт в вахтенный журнал.

Стихия, хоть и не такая страшная, как казалась в первые минуты вахты, стихая, мордует нас физически и морально.
"Мостик! Лодка осмотрена, замечаний нет..." - доложили снизу. Значит 20.30. До смены еще 3,5 часа! Уже намокли грудь, руки до локтей, ноги в разных местах, где порван химкомплект. 20.50. - Доклад командира группы ОСНАЗ: "Объявился " Ю-ви-2 " в 100 милях к юго-востоку. Возможен подлет с левого борта". Мы с сигнальщиком настораживаемся, начинаем усиленно шарить по горизонту и воздуху. Я нацеливаю радиометриста, ведущего радиотехническую разведку на станции обнаружения радиолокационных сигналов "Накат": "Метрист!. Ожидается самолет, вероятнее с левого борта".
Восхищают чайки. Скользят над волной в 10-15 см, синхронно поднимаясь с волной и опускаясь. 21.30. Вахтенный Центрального поста мичман Анатолий Иосифович Костенюк, старшина команды трюмных машинистов принимает доклады об осмотре отсеков. Первым докладывает мой, 7-й отсек: "Центральный, 7-й осмотрен, замечаний нет. СО2 - 0,5%. Откуда, думаю, углекислый газ в надводном положении? Хотя, для концевых отсеков нет разницы: подводное или надводное - они загерметизированы, а 7-й - спальный отсек, там 14 коек. Надо после доклада об осмотре дать команду провентилировать ПЛ. "Есть 7-й", - ответил Центральный. Это намек 6-му отсеку для доклада. Но тут прозвучал тревожный голос радиометриста: "Мостик! На 3-м диапазоне слева 45 - самолетная РЛС. Сигнал 1 балл!".
- Есть, метрист! Внизу! Доложить командиру о сигнале. Выход наверх запрещен!
- Мостик, командир! При увеличении сигнала до 4 баллов - погружаться!

В Центральном посту я развернулся на 180 гр. и скомандовал боцману, который несколько секунд назад был сигнальщиком:
- Боцман, ныряй на глубину 70 м с дифферентом 7 гр. на нос! 6-й отсек (моторный) уже дал 3-мя моторами средний ход вперед.
- Есть нырять на глубину 70 м с дифферентом 7 гр. на нос, - скороговоркой репетует тот, но почему-то ставит кормовые горизонтальные рули на всплытие. И правильно делает. Если корма повиснет в воздухе, прихватит воздуха, то лодку с воздушным пузырем в корме будет очень трудно загнать под воду.
Механик спокойно смотрит на действия подчиненных, на поведение лодки, а я нервничаю - глубина 1,5-4 м! Лодка не лезет под воду, а тут еще метрист:
- Сигнал 5 баллов!
- Принимать в уравнительную (цистерну) ГОНом (главным осушительным насосом), - это механик.
- А я - "Лево на борт!" (чтобы поставить лодку лагом к волне - так она легче идет под воду и она пошла).
- Глубина 3 м!
- Стоп ГОН!
- Прямо руль!
- Глубина 5 м! - боцман переводит кормовые горизонтальные рули на погружение, пошел дифферент на нос.
- Закрыть клапана вентиляции средней, - механик.
- Глубина 7 м, - боцман.
- Опустить "Накат", - я и антенна "Наката" поползла вниз.

Глубина 9 м, дифферент 7 гр. на нос, - боцман.
- Закрыть клапана вентиляции концевых! - Пошел ГОН из уравнительной за борт (механик).
- Глубина 12 м! Дифферент 8 гр. на нос! - боцман перевел все рули на всплытие. Мы все непроизвольно отклонились в обратную сторону градусов на 30.
- Продуть быструю, - я.
Мичман Костенюк резко открывает маховик продувания цистерны быстрого погружения. Она заранее заполнена. В ней почти 20 тонн воды для создания лодке отрицательной плавучести для ускорения маневра "Срочное погружение". С металлическим скрежетом воздух высокого давления врывается в цистерну и в несколько секунд вытесняет воду, на табло вспыхивает сигнал "Продута быстрая".
- Продута быстрая! Закрыты кингстоны! - Костенюк.
А глубина уже 30 м. Лодка продолжает погружаться, хотя боцман рулями отводит дифферент к нулю. Продолжает работать ГОН, облегчая ПЛ.
- Глубина 40 м. Дифферент 0. Скорость погружения замедлилась.
- Можно уменьшать ход, - напоминает тактично механик.
- Стоп третий. Бортовые малый вперед! -я.
- Глубина 50 м! - как и положено, после 15 до 30 м докладывал боцман глубину через 5 м, после 30 м - через 10. - Глубина 60 м, дифферент 0 гр.!
- Надо прохлопать клапана вентиляции, - подсказывает механик, т.е. ликвидировать пузыри воздуха в цистернах главного балласта (ЦГБ).
- Провентилировать ЦГБ!
Открываются и закрываются клапана вентиляции сначала концевых групп, потом средней. Причем первый отсек доложил: "Открылись и закрылись без сигнала клапана вентиляции 1-го и 3-го номера!" Молодец, вахтенный! Бдит. А мичман Костенюк просто забыл дать короткий ревун на открытие и два на закрытие.
- Глубина 70 м!
- Осмотреться в отсеках! - я вахтенному ЦП.

Продолжение следует.

Смирно! - скомандовал Вова Бунчиков: он дневалил по кубрику.
Мы вскочили. В кубрик вошел адмирал, совершавший вечерний обход. Мы привыкли к посещениям начальника. То он появлялся во дворе во время гимнастики; то приходил в столовую и спрашивал, сыты ли мы и всем ли довольны; то заходил в класс на урок или появлялся в коридоре на перемене. А ночью, бывало, проснувшись, я видел адмирала в кубрике. Он проходил между рядами коек и старался ступать неслышно, чтобы не нарушить наш сон. Адмирал был строг к нам в тех случаях, когда мы были виноваты, но зато и за нас стоял горой. Все знали, что он «распушил» кока, приготовившего невкусный обед, выгнал кладовщика, пытавшегося украсть от каждой порции несколько граммов масла, отдал под суд гардеробщика, приносившего в училище папиросы и в обмен выманивавшего сахар и белый хлеб. «Всякого, кто мне будет мешать воспитывать будущих моряков, - говорилось в приказе, - я безжалостно удалю из училища».
И сейчас адмирал проходил между койками, приподнимал одеяла и проверял, чисто ли постельное белье. Убедившись, что чисто, он ловко и красиво, одним неуловимым и, как видно, давно привычным движением застилал койку. Пройдя мимо нас, он, как все, сделал вид, будто Фрол не наказан и ничем не отличается от других. Похвалив Бунчнкова за отличное состояние кубрика, отчего Вова отчаянно заморгал, адмирал вышел.
- Как ты думаешь, Кит, - спросил Фрол озабоченно, - адмирал написал на катера?
- Нет, не написал.
- А ты откуда знаешь?
- Адмирал бы прямо оказал: «Напишу».
- А командир роты?

У кого никого нет на свете? - переспросил старшина странным голосом.
- Да у Живцова же - ни отца, ни матери! А старшего лейтенанта Русьева, усыновителя, фашисты ранили, в госпитале лежит. Если не написали, товарищ старшина, то, может, не надо, а?
- Ах, вот вы про что! - понял Протасов. - Вы друзья с Живцовым?
- Еще с катеров!
- Почему вы решили, что я стану писать о Живцове?
- Да как же? Мы боялись - напишете.
- Знаете, Рындин, - сказал старшина, - я уверен, гвардейцы хотят узнать о Живцове более приятные вещи.
- Так не написали?
- Нет. Зачем? Я убежден, что это больше не повторится.
- Спасибо. Вот большое спасибо!
- За что благодарите? - удивился старшина. - Живцов достаточно наказан. Идите, Рындин, скажите Живцову: я не сомневаюсь, он будет отличным нахимовцем.
Я выпалил:
- А ведь мы о вас, товарищ старшина, не так думали.
- Как же вы обо мне думали?
- Сначала мы вас не очень любили. А теперь мы вас любим, честное слово, мы вас очень любим!

Помощник офицера-воспитателя, офицер-воспитатель, нахимовцы с призом за 2-е место по успеваемости и дисциплине.

Продолжение следует.

Наладили жесткий режим экономии питьевой воды. Автономность лодки - 90 суток, а запас пресной воды такой, что норма на одного человека в сутки не превышает 5 литров, включая приготовление пищи, причем первое блюдо дважды, чай на завтрак и на вечерний чай (вроде ленча), компот на обед. Овощи, посуда мылись морской водой.
Если оказывалось, что на энные сутки перерасходован n (эн) килограммов пресной воды, прекращалось приготовление первого на ужин, а чаепитие ограничивалось одним и то не полным стаканом.
На санитарно-гигиенические цели пресная вода не предусматривалась. Умывались мы, чистили зубы (брр!), мылись только морской водой. И не такой, как в Черном, Белом и даже Баренцевом морях (о пресной Балтике и говорить нечего!), а крепким рассолом в 32 промилле мирового Океана (промилле: 0,001 целого, 0,1 процента).
Специальное, морское мыло в этой воде не пенится, как сметана мажется по коже и, не смывая грязи, с трудом смывается с неё. А волосы на голове забиваются этой массой и вовсе не смываются. Освободиться от этой дряни можно было только в сухом виде, энергично ероша волосы или вычесывая её.
Нам рекомендовали взять с собой стиральный порошок "Новость". Мы так и сделали. Мы мыли порошком руки, умывались, мылись. О шампуне тогда еще не было и речи. И не прогадали. В походе. А в дальнейшей жизни – сомневаюсь. Я не знаю подводника, у которого не было бы какого-либо, мягко говоря, кожного недостатка – перхоть ли, грибок, псориаз...
А поскольку такая вода со временем начинает раздражать кожу, для гигиены был предусмотрен медицинский спирт в количестве 15 г на человека в сутки.

Вот как это выглядело. Доктор получал у старпома пол-литра спирта, разводил его примерно до 40-45 градусов, нарезал салфеток (одна стандартная марлевая салфетка на 4 части), клал их в ванночку, заливал этой "сибирской водкой" и шел по отсекам в сопровождении химика-санитара-инструктора. Химик брал пинцетом из ванночки салфетку и подавал страждущему. Последний, подставлял ладошку, чтобы не капало, начинал гигиенические процедуры. Каждый по-разному. Я сначала протирал вокруг рта, потом за ушами, где нежная кожа, шею под подбородком, под мышками, между пальцами рук, в паху, между пальцами ног... Салфетка сухая и черная. Процедура закончена.
Очень непросто на лодке с туалетом, по-морскому - гальюном. Во-первых, их всего два -в 3-м отсеке (в Центральном посту) и на "периферии" в 6-м отсеке. И нагрузка на них разная - в 3-м 20-30 человек, в 6-м 50-60.

Всегда остро стоял вопрос о дисциплине выхода наверх, на мостик. Покурить, полюбоваться на море, сходить в надводный гальюн или просто подышать свежим воздухом. Чтобы этот народ не задерживал лодку в надводном положении, когда надо срочно нырнуть, уйти от обнаружения, разрешалось выпускать наверх ограниченное число человек - самое большое - семь, по одному из отсека.
Выходящий наверх, как только его голова окажется у верхнего рубочного люка, громко запрашивает: «Мостик! Прошу «добро» наверх. Матрос Свистунов!» Получив «добро», он поднимается полностью. Перед уходом он докладывает: «Матрос Свистунов спустился вниз». Если это начальник, то и он ставит в известность, что он поднялся или что пошел вниз.
Такой порядок был установлен на лодках еще, или прежде всего, для того, чтобы не оставить человека наедине с морем . А такие случаи были...

На седьмые сутки похода

7 октября. Наша лодка форсирует Фареро-Исландский противолодочный рубеж...
На оперативный простор Атлантики с востока можно проникнуть только двумя путями - Датским проливом или между Исландией и Фарерами. На случай войны командование НАТО предусматривает развертывание здесь противолодочного рубежа глубиной миль триста, слоеный пирог из противолодочной авиации, минных заграждений, противолодочных подводных лодок и надводных кораблей, стационарных гидроакустических станций. Но, слава богу, пока еще не военное время, и рубеж обслуживается одним патрульным самолетом «WV-2», который базируется на авиабазу Кефлавик (Исландия). Маршрут самолета - ломаная линия, проходящая через контрольные точки.
Пролетая точку, он докладывает об этом на берег СВОИМ, а заодно и нам. Потому что наша разведка добыла сведения о номерах точек, их координатах и радиочастотах, на которых осуществляется связь. Наши радиоразведчики из группы ОСНАЗ, используя радиоперехват, сразу же докладывают в Центральный пост, где находится самолет, а вахтенный командир со штурманом оценивают, как далеко самолет от нас и куда может направить свой полет.

Переход наш скрытный, а средняя скорость перехода - 10 узлов – очень высокая для "дизелюх". Приходится идти под дизелями, значит, в надводном положении, рискуя быть обнаруженным любым свидетелем - будь то судно или самолет. Хотя этот район мирового Океана и пустынный, но за неделю плавания каждая из трех боевых смен уже приобрела опыт двух-трех срочных погружений. А на рубеже обстановка усложнилась. С одной стороны, возросла опасность быть обнаруженными (самолет). С другой стороны – это Северная Атлантика, осенняя пора, пора ветров. Штормы и чаще, и более жестоки, и устойчивого западного направления - "мордотык", как говорят моряки. Встречная волна сбивает скорость хода, и никак не получается забежать под дизелями несколько вперед, потом погрузиться и идти под водой до тех пор, пока этот запас не будет исчерпан. Приходится круглосуточно идти в надводном положении.
Итак. 7 октября. Московское время 19.45 (в целях удобства управлением подводными лодками мы не пользовались поясным временем ни тогда, ни позднее). Прозвучала команда: "Боевая готовность № 2 надводная, 3-й смене приготовиться на вахту". Смена собралась в 4-м отсеке на развод. Командир БЧ-5 инструктировал вахтенных отсеков, я напутствовал посты наблюдения и управления машинными телеграфами и рулями (на лодке кроме традиционного руля - вертикального - по направлению, есть ещё горизонтальные рули - рули глубины, да ещё по 2 пары - носовых и кормовых). Мы с сигнальщиком выделяемся среди других тем, что на нас напялены прорезиненные химкостюмы. В 19.55 раздалась команда - 3-й смене заступить". В свою очередь я скомандовал: "По местам", - потом прошел в Центральный пост в 3-м отсеке, зашел в штурманскую рубку, где Петя Алексеенко, штурманенок, показал мне место ПЛ, её опережение или отставание от подвижной точки, курс, скорость, а в напутствие спел частушку: "Ты куда меня ведешь, молоденьку девчоночку? Я веду тебя в сарай, не разговаривай, давай". Поднявшись на мостик, я тут же "умылся" - волна ударила в лобовую часть ограждения рубки, вода поднялась снизу (лодка зарылась под подошву волны) и рухнула сверху через ограждение рубки. Стало темно. Только голубел подсвеченный снизу из Центрального поста водоворот в верхнем рубочном люке. Две секунды и волна схлынула в корму, еще 2-3 секунды и вода ушла вниз, внутрь лодки и туда, откуда и пришла – в Океан.

На вахте старший лейтенант Е.Н.Шеховец и главный старшина А.С.Щетинин.

"Мостик! - запросили из Центрального - как вы там?" - "Нормально!" - отвечает тезка Гагарина, только Александрович, а не Алексеевич, помощник командира лодки капитан-лейтенант Кокорев, вахтенный офицер, командир второй боевой смены. И тут же спустился вниз ко мне, под "козырек" - самое защищенное от стихии место на мостике, с иллюминаторами для обзора носового сектора. Но обзор ограниченный. Поэтому мы правим вахту "на заборе" - на площадке 1,5 м выше, возвышаясь над всей лодкой выше пояса, с секторами обзора горизонта и воздуха 360 градусов.

Продолжение следует.

В штурманской рубке у меня было все приготовлено для производства расчетов для расхождения в тумане. .. Но никаких команд штурману так и не было. … Вдруг в штурманскую рубку входит Шабанов (на мостике остался один сигнальщик?!). Я ему доложил, что у меня все готово для расчета данных, но никаких команд пока не было. Шабанов долго смотрел на карту и вдруг спрашивает: «А что это такое?» Признаюсь, я вначале не понял, о чем это он. Потом догадался: «Это планшет для расчета данных». Его слова я помню до сих пор:
«Только безграмотные штурмана рассчитывают на планшете! Убрать!» Мне с трудом удалось проглотить это неслыханное оскорбление».
«Между тем судно приближалось, и обстановка в Центральном все более накалялась. Через каждые 2-3 минуты по командам Лебедько лодка меняла то курс, то скорость. Но, по-видимому, эффекта от этих бестолковых маневров не было – отметка судна на экране все ближе и ближе приближалась к центру экрана. Тон и громкость истошных криков Лебедько из рубки РЛС вскоре достигли максимальной силы. И вдруг все, кто там находился, кинулись на мостик – это отметка судна вошла в «мертвую зону» РЛС. Не успел еще последний командир выскочить на мостик, как в наступившей тишине раздался удар.
Мы все-таки столкнулись с этим судном! После этого мы наконец застопорили ход и легли в дрейф».
После этой аварии Шабанова с должности командира подлодки сняли.

Ширинкин Валентин Сергеевич

С Юрой Щеткиным мы учились в разных классах и встречались нечасто. Периоды сближения чередовались с периодами охлаждения, причем последние увеличивались. Юра был человеком, безусловно, неординарным и талантливым. Его способности ярко проявились еще в Нахимовском училище, хотя и не был он отличником, зато в остальном был солистом и заводилой. Участвовал в кружках художественной самодеятельности: в драматическом и танцевальном, неплохо играл на гитаре - везде был на первых ролях. Кроме этого, очень неплохо и рисовал, что выявилось при художественном оформлении выпускного альбома. Как и у всякой личности, у него были, вероятно, и недостатки. Во всяком случае, постепенно стало ясно, что характеры и, наверное, интересы у нас разные. К тому же, в новых коллективах появились и новые приятели и друзья. Короче говоря, наш тандем без видимых причин и объяснений вскоре распался...
Итак, учеба закончена, сброшен груз наук, но до производства в офицеры (так выражались раньше) еще не так скоро. Раньше гардемарины уходили в кругосветное плавание, в наши дни выпускники, получив мичманские погоны, отправлялись на стажировку на боевые корабли. Обычно нормальный срок стажировки составлял 3 месяца. Нас предупредили, что в связи с изменяющейся политической обстановкой в стране, срок стажировки может быть увеличен до одного года.
Время было переломное - расцвет реформаторской деятельности Хрущева . Уже объявлены грандиозные (более 1 миллиона) сокращения вооруженных сил, разрезаются недостроенные на стапелях тяжелые крейсера, уменьшен в два раза прием абитуриентов на первый курс нашего училища.

Одновременно со сдачей госэкзаменов всех курсантов-выпускников пропустили через медкомиссию и отсеяли несколько человек. В их число попал и мой приятель Юра Щеткин. Не ведаю, какими пороками наградила его природа, что привело к его отчислению из училища на последнем этапе учебы. Знаю точно, что Военно-морской флот лишился талантливого человека и всесторонне подготовленного офицера. Юра не порвал с морем и стал, думаю, бесценной находкой для гражданского пароходства, где проплавал несколько десятков лет, не жалуясь на здоровье.

Яковлев Виктор Павлович

Виктор Павлович Яковлев окончил Военмех, инженер-механик, много лет работал начальником ОТК завода по ремонту вертолетов.

На юбилейной встрече рижских нахимовцев в стенах СПбНВМУ. Слева направо: вдали Ильичев Вадим Викторович, на первом плане Яковлев Виктор Павлович, Храмченков Александр Семенович, Агронский Марк Дмитриевич.

Продолжение следует.

Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. [email protected]

Кроме того, в трюме на среднем (третьем) валопроводе расположен мотор экономического хода, потребляющий минимум электроэнергии и движущий лодку со скоростью пешехода.
На первых лодках этой серии было спальных мест на две трети экипажа. Предполагалось, что при трехсменной вахте одна смена бдит, две могут отдыхать.
Но каждая последующая единица (есть и такое полусекретное название) оснащалась чем-то новым, хотя отечественным, традиционно громоздким. Наша лодка была построена в первой десятке и за счет дополнительного радиоэлектронного вооружения уже лишилась четырех спальных мест. Через два года я участвовал в приемке лодки, которая лишилась уже восьми спальных мест. Мы получили за эту жертву кондиционеры размером в двухдверный шкаф, заваленный набок.
Этому проекту я отдал 24 года и могу говорить о нем бесконечно... Ограничусь двумя куплетами под ёлочку, первым и последним.

В Полярном мы с ходу включились в отработку курса боевой подготовки дизельных торпедных лодок. В довольно короткий срок сдали их, и вышли в первую линию. Стали "первым штыком, в ком уверен Главком".
И вот еще в конце 1961 г. пошли разговоры о том, что целая бригада подводных лодок перебазируется на Кубу... Слухи в Полярном всегда идут от " Циркульного " по линии ОБС (Одна баба сказала). "Циркульный" - это первый жилой каменный дом в новом, советском Полярном. Полукруглый, с колоннами, он стоит в центре города, возвышаясь над Екатерининской гаванью, непосредственно перед проходной в подплав. На первом этаже гастроном и промтовары.

Кто принес эту весть? Конечно, помощник командира лодки капитан-лейтенант Юрий КОКОРЕВ. Он уже имел опыт базирования в Албании и к тому же был очень красноречивым - там где Юрка, там говорил только он, остальные - слушали.

Тема «КАМА»

Через неделю-другую командир Рюрик КЕТОВ уже официально объявил о том, что наша ПЛ (подводная лодка) включена в состав бригады, которая перебазируется на Кубу.
«Встречному-поперечному об этом не трепаться, - строго предупредил командир, - семьям, конечно, скажите! Мероприятие это именуется «тема Кама», этим и оперируйте».
Тема «Кама» была паролем, дававшим зеленую улицу во всем, особенно в снабжении. Давали всё, что запрашивали. А запрашивали на случай, если урежут, всегда больше. А тут, на удивление, не урезали. Мы радовались, не предчувствуя, чем наша жадность обернется. А обернулась же! Но об этом ниже....
Куба в ту пору у всех была на слуху, а в нашем кругу и того больше. Мне прислали самоучитель испанского языка, и я с удовольствием стал осваивать этот живой и звонкий язык, и мне это удавалось, хотя до того я десять лет без особого успеха штудировал язык, совсем другой группы - немецкий.
Наступил новый 1962 год. Подготовка шла полным ходом. Выдали получку за три месяца вперед.

11 января произошло одно из самых трагических событий на Северном флоте. Взорвалась ПЛ Б-37 . Погибли все, кроме двух матросов, работавших на мостике, и командира лодки, который находился на причале. Взрывом двенадцати стеллажных (запасных) торпед, разворотившим нос лодки по самую рубку, была также тяжело повреждена ПЛ С-350 , стоявшая рядом вторым корпусом. Она, к счастью, была без торпед (новая, только что пришла с завода). И в ней погибли только те, кто находился в первом и втором отсеках. Остальные были спасены благодаря тому, что успели задраить люк, когда лодка стремительно стала погружаться носом. И тому, что не позволили погибавшим отдраить дверь из второго отсека в третий. И совесть их чиста. Потому что были и обратные примеры в более поздних трагедиях - пожар возникал в одном отсеке и бегущие из него в другой отсек удваивали число жертв - гибли сами и губили других. Задраить переборки, загерметизировать отсек - одно из первых и непреложных действий подводника, услышавшего ряд коротких звонков (Авария!).
После на эскадре подводных лодок наступил траурный месяц. Пока лодки поднимали, пока осушали отсеки, пока извлекали тела, шло время. И хоронили погибших в несколько этапов. Сначала тела, потом фрагменты тел, потом пустые гробы...
Одновременно наступил черный месяц. Особенно для минёров и всех лиц минно-торпедной специальности. «Стоп все! Осмотреться в отсеках!» - так можно выразить направление нашей деятельности. Были отменены все планы боевой подготовки, выходы в море. Началась тотальная проверка материальной части, боезапаса, всех специалистов от рядового торпедиста до командира минно-торпедной боевой части каждой лодки на компетентность в своем деле. Начались массовые репрессии по снятию с должностей. Спускались многочисленные указания, инструкции, которые противоречили друг другу. Дело доходило до абсурда. Поступила, например, команда в немыслимо короткий срок опечатать торпедные аппараты, заднюю крышку, две горловины, привод открывания передней крышки и еще что-то - всего 6 печатей х 10 аппаратов = шестьдесят слепков. Где взять столько пластилина? Сбегал в магазин - нет. Стал соскребать с дверей кают на плавбазе, где жили подводники. Естественно, не хватило.
Меня старпом к ответу - пиши объяснительную. Я пишу "необходимо обеспечить мастикой или пластилином, т.к. собственными руками наскрести не могу, да и не с чего соскребать".
Кроме того, в поисках причины взрыва нас затаскали особисгы - только одного меня вызывали трижды. Большинство минеров приняло версию, которую опубликовал С.П.БУКАНЬ в книге "По следам подводных катастроф". Лодка перед выходом на боевую службу должна была менять торпеды, у которых истекал срок хранения. Одна из них ещё при погрузке на лодку имела повреждение боеголовки - пропорота оболочка до взрывчатого вещества, заполняющего боевое зарядное отделение. Незаметно сдать такую боеголовку невозможно. Честно признаться - голову снимут. Вот и приходилось выходить из положения. Поврежденная поверхность зачищалась, протравливалась, слегка прогревалась паяльной лампой, чтобы припой не отстал, а потом заливалась приготовленным отдельно припоем. Затем снова зачищалась, шлифовалась... Но это всего лишь одна из версий...
А время шло. Уехали убитые горем родственники после последних похорон, уехали, наконец, последние проверяющие. У нас сменилось командование от командира эскадры до командующего флотом. Во многом сменились порядки в сторону их ужесточения, и служба стала ещё труднее.

Вновь возобновилась подготовка по теме "Кама". Экипажи всех четырех лодок, назначенных к перебазированию, переселились на плавбазу "Виктор Котельников". Туда же перебазировался и штаб бригады во главе с контр-адмиралом ЕВСЕЕВЫМ, её командиром. Командир лодки военного времени, он был первым комбригом, который получил звание контр-адмирала.

Он часто выходил на лодках в море, на отработку многочисленных обязательных задач боевой подготовки, был неутомимым в разносах, порою мелочных, но незлопамятным. До такой "мелкоты", как я, он не опускался, командирский авторитет щадил, но старпома разносил так, что от того только перья летели. Однако досталось и мне однажды. И ни за что. Посудите сами. Лодка вышла в море на несколько суток, да и не совсем в море, а в Мотовский залив, где от берега до берега меньше десяти миль. К концу дня мы обычно заканчивали ныряния и на ночь становились на якорь в губе Эйна (Ейна - так произносил ЕВСЕЕВ). По радио принимали план на завтра. Однако в один из вечеров пришел план, в котором наша лодка отсутствовала. Сделали запрос, а радио "не проходит". Сколько не передавали, "квитанции" о том, что радио принято, нет.
Тогда я получаю приказание, связаться сигнальным прожектором с постом наблюдения и связи на острове Кувшин и через него выйти на ОД флота (Оперативного Дежурного). Почему я - потому что я заступил на якорную вахту с нуля до четырех часов. Я установил с постом связь и передал: "По линии, ОД Флота. Прошу сообщить план на сегодня. Командир. Позывной (лодка). Конец".
Пост принял. Пауза минут на тридцать. Наконец пост замигал: "Командиру. Сегодня плавания не будет. ОД Флота". Конечно, формулировка не военно-морская, но смысл понятен - нас нет в плане, оперативный не знает, почему, стоять на якоре. Но как издевался надо мной адмирал, не слушая моих оправданий, что, дескать, принял, то и записал: -Давеча, значит, было, а севодня не будет? Севодня ни будит, а надысь было?

За несколько суток до начала похода контр-адмирал ЕВСЕЕВ, ссылаясь на болезнь, отказался идти в море. Его заплевали в прессе, затоптали, перевели на должность капитан-лейтенанта (помощника командира ПЛ). К стыду, я был в числе тех, кто поддерживал официальное мнение, а фронтовику ЕВСЕЕВУ оставалось только умереть. Что он через несколько месяцев и сделал.
Деньги, выданные вперед на три месяца, были давно проедены. Наконец, мы получили их на очередные три месяца и всей бригадой передислоцировались в бухту Ягельную и вошли в состав "летучей" эскадры. Кроме нас, в неё входили дивизия ракетных ПЛ и бригада надводных кораблей - крейсер и несколько эсминцев. Возглавлял эскадру контр-адмирал РЫБАЛКО, любивший на совещаниях поговорить, пофилософствовать, не без юмора. Правда, юмор базировался весь, как правило, на кинокомедии "Неподдающиеся", откуда он черпал остроты.
Флагманским минёром эскадры была неординарная личность со вставной челюстью. Он, (фамилию не помню, да и не назвал бы!), будучи штурманом лодки, вывел её на мель. Удар от касания грунта был таким сильным, что штурману выбило зубы о штурманский стол. Был снят с должности, переквалифицировался в минеры, дослужился до флагманского специалиста. И неплохого!
Ближе к осени пошли разговоры, что идем мы не на Кубу, а... в Гану! С ней как раз установились в это время тёплые отношения. В Гану или нет, но "в Африканское государство - это уж точно". Замполит капитан 3 ранга ВАЖЕНИН готовил подборку "Страны, которые мы проходим". Это были Норвегия, Англия, Западная Европа, Западная Африка.
И вдруг неожиданность. Не пойдут никуда ни ракетные лодки, ни надводные корабли, пойдем только мы - торпедные лодки. Пойдем скрытно и без плавбазы. Что тут началось. Надо было загрузить многочисленное имущество, которое лодки в море не берут, так называемый базовый ЗИП. А это не один грузовик! Даже паровые шланги для отопления ПЛ пришлось брать.
Я по молодости своего угла на берегу не имел, и мне пришлось все свое брать с собой, в том числе две шинели и большой ящик с книгами.
Так как плавбазы не будет, на лодки был распределен и штаб бригады со своим личным и штабным имуществом. Нам достался новый комбриг капитан 1 ранга В.Н.АГАФОНОВ и около пяти штабников.

Виталий Наумович Агафонов (слева).

В первые сутки, после приема всех штатных запасов, на лодке, выходящей в обычный поход на боевую службу, не развернуться. Особенно из-за продуктов на 90 суток (такова автономность нашего проекта. Проектант предусмотрел размещение продуктов только на сорок пять суток, да и то с натяжкой). Поэтому продукты были везде, во всех отсеках, на всех постах, даже на торпедных аппаратах и между ними.
А наш поход был необычный, мы. ПЕРЕБАЗИРОВАЛИСЬ. Так что поначалу даже все койки были завалены! А в коридорах и проходах лежало то, по чему можно было ходить. Как правило, сильно согнувшись или на четвереньках.
Не в полную меру был загружен только первый отсек, потому что предстояла перегрузка торпед, к которой мы готовились с особой тщательностью.
В один из вечеров сентября лодка перешла к бетонному причалу. Прозвучала команда "По местам стоять к погрузке торпед!" Пока мы окончательно готовили ТПУ - торпедопогрузочное устройство, на причале появился начальник штаба флота вице-адмирал РАССОХО, затем несколько автомашин. Пока мы выгружали торпеду, люди в белых халатах приготовили нам другую, со спецголовкой. Мы её загрузили в четвертый торпедный аппарат, а прикомандированного к ней на весь поход специалиста пристроили на одну из коек. Это был капитан-лейтенант МОЖАРОВ Слава, который был при этой торпеде, на лодке получил кликуху "Головастик" (от термина "боеголовка".
После окончания погрузки торпеды мы немедленно отошли от пирса, и пошли на дифферентовку.

Прежде чем уходить в море, необходимо знать нагрузку ПЛ. По аналогии с дирижаблем, который не летает, а плавает в воздухе, подводная лодка тоже плавает в воде. Гидродинамические силы в комбинации "лодка-море" очень малы – всего сорок тонн. Если лодка неуравновешена, её трудно удержать на заданной глубине, особенно на малом ходу.
Цель дифферентовки - путем откачки балласта или приема уравновесить лодку на перископной глубине без хода так, чтобы она висела в воде, не всплывая, не погружаясь.
Лодка была перегружена и мы долго кувыркались в районе дифферентовки, пока не достигли цели.
Затем мы всплыли, прошли в заданную точку и стали на якорь. Вскоре все лодки стояли в точках, рассредоточенных на радиус безопасности, на случай чрезвычайного происшествия (ЧП) с ядерным оружием. Это был первый случай на флоте, когда лодки выходили в море с таким боекомплектом.
Через несколько часов поступил приказ подойти к пирсу. Все лодки подошли к пирсу, свободных от вахты собрали в клубе плавбазы, где перед нами выступил первый заместитель Главнокомандующего Военно-Морским Флотом СССР адмирал В.А.ФОКИН. Он сказал: "Впервые в истории флота вы идете так далеко, куда наши подводники раньше не ходили». Этой туманной фразой мы (я-то уж точно!) были окончательно сбиты с толку.

Продолжение следует.

В понедельник капитан второго ранга Горич сказал:
- Могу признаться, что меня радует ваш класс. И я тоже хочу вас порадовать: лучшие из вас поедут летом на флот.
Мы готовы были расцеловать его.
- Я понимаю вашу радость. Море для моряка должно стать родным домом. Так давайте же войдем хозяевами в этот дом, а не временными жильцами. До завтра, друзья!
Если бы он знал, что еще сегодня один из нас ввергнет класс в пропасть!
Фрол исчез из училища, не спросив разрешения.
Разрешение спрашивать было бесполезно - он знал, что до воскресенья увольнения не будет. Старшина младшего класса проходил возле рынка и наткнулся на Фрола: он продавал свой бушлат - старый, в котором пришел с флота (он умудрился каким-то образом его сохранить). Фрол вступил в пререкания со старшиной и наговорил ему дерзостей. Старшина доложил начальству.
Класс притих, словно перед грозой. У командира роты даже усы опустились. А мне показалось, что что-то тяжелое, мутное навалилось откуда-то сверху и нас придавило.
- Что ты наделал, Фрол? - спросил я. - Как ты мог это сделать? Ты забыл, что ты нахимовец, комсомолец...
Фрол посмотрел на меня диким взглядом. Он был взъерошен, взбудоражен, и лицо его было все в красных пятнах.

А у нас - не морская часть? И ты - не первый в Советском Союзе нахимовец?
Фрол смутился.
- А ты что обещал, когда тебя в комсомол принимали? Прекратить пререкания со старшими, пример всему классу показывать... Нечего сказать, хороший пример показал! Тебя все уважали, любили...
- Скажешь тоже, «любили»!
- Да, и до сих пор любят! - выкрикнул Забегалов. - Мы все хотим, чтобы ты был не только Живцовым, который спас катер и командира, но и таким комсомольцем, с которого все бы брали пример. А теперь...
- Живцов, к командиру роты! - позвал Протасов.

Фрол и подумать не мог, что его ждет наказание гораздо более тяжкое, нежели карцер. Командир роты спросил, на что ему нужны были деньги. Фрол упорно отмалчивался. Это отягчало вину. Командир роты доложил адмиралу и на вечерней поверке, огорченный и хмурый, прочел приказ по училищу:
- «Воспитанник Фрол Живцов опозорил честь нахимовца. За самовольную отлучку, попытку продать бушлат, за грубость, допущенную в разговоре с начальником, лишить Фрола Живцова права носить погоны и ленточку нахимовца на один месяц».
Фрол сразу побледнел, только уши его горели.
- Ножницы! - приказал Сурков. Протасов подал ему ножницы.

Фрол, ставший белее полотна, не успел опомниться, как погоны с него были срезаны.
- Вольно! Разойдись! - скомандовал командир роты. Фрол, понуря голову, побрел в кубрик.
Вечером, лежа на койке, он читал письмо Русьева. Я помнил, какими словами заканчивалось письмо: «Учись, Фрол, учись так, чтобы не осрамить нас. Будь в училище славным гвардейцем! Вперед на полный!»
Фрол же, выходит, скомандовал себе: «Все машины - стоп!»
Я подошел к нему:
- Фрол!
Он не ответил.
- Фрол! - позвал я его еще раз.
Руки друга чуть дрогнули, но головы он не поднял. Тогда я легонько тронул его за плечо.
- Отстаньте от меня все! - огрызнулся Фрол.
- Это я, Никита...
- Уходи, Рындин! - пробурчал Фрол в подушку.
- Фрол, - не отставал я, - я тебе лучший друг и товарищ.
- Знаю, Кит! - поднял он огорченное, расстроенное лицо. - Я бы лучше сто раз отсидел на «губе...»
- Я бы - тоже!
- Ты правду говоришь?
- Скажи, на что тебе нужны деньги?
- Ты никому ни слова?
- Фрол, ты же знаешь?..
- Дай честное флотское.
Скрепя сердце, я дал ему честное флотское. Клясться я не любил.

Т.С. Элиот Прелюдии

Загустился зимний сумрак,
В переходах греют грили,
Шесть часов
Огарки былей.
Дождь горстями. Листья стыли
Под ногами. Лист газеты
В автомате из кассеты.
Дождь по стенам и по крышам,
И по сломанным решеткам,
Цокот. Лошадь паром дышит,
Свет фонарный в небо воткнут.

Утро себя собирает по крохам:
Запахом пива от стоптанных улиц,
Тенью, что жмется к морозной ограде,
Топотом ног, что пока не проснулись
И направляются к чашечке кофе.
Словно очнувшись в ином маскараде,
Время рядится, чтоб выглядеть краше,
Множеством рук приподняв занавески
В окнах домов, запыленных нерезких,
Что состоят из одних меблирашек.

Одеяло сбросив с койки,
Ты лежала на спине.
И дремала. Ночь спокойно
Рисовала на стене
Сотни, тысячи рисунков, из которых – лишь скажи –
Твою душу, если хочешь, можно заново сложить.
Но когда решил вернуться
Мир, сверкнув лучом извне,
Воробьи чирикать стали
Из канав, на самом дне,
Ты подметила такое
У забрезжившего дня,
Что ни улица, ни город не смогли тебя понять.
А потом был край кровати, ты на нем сидела кротко,
Голова твоя дрожала, вся в бумажных папильотках.
И, держа руками ноги, ты привет послала дню,
Постучав немытой пяткой о немытую ступню.

С душой, натянутой на небо
Гвоздями городских домов
Или под ноги людям брошенной
В четыре, пять и шесть часов;
Квадратность трубки набивающих
Коротких пальцев; истин свет
До глаз доходит из газет -
Весь мир принять и не сутулиться
Нетерпеливо хочет улица.

Я не могу остаться равнодушным
К тем образам, что возникают вдруг –
Таким ранимым, беззащитным
Мне показалось все вокруг.

Улыбнись себе в ладошку,
Ведь миры кружатся так,
Словно женщины в лесу, собирающие хворост.

Т.С.Элиот. Поклонение волхвов

Ну и стужа была в то время!
В путь отправился бы не каждый,
Мы пойти в эту даль решились,
Вопреки такой непогоде
И в разгар холодов зимних.
У верблюдов все ноги стерлись,
На привалах под их боками тает снег…
О дворцах вспоминаешь летних
И о тени садов висячих,
И о шелесте шелка женщин,
Приносящих шербет в беседки.

Все погонщики зло бранились,
Убегая к вину и бабам.
И виднелось огней все меньше,
Попадались реже жилища.
Города нас встречали злобно,
Был в селеньях прием сторожкий,
Грязно, дорого на постое.
Время было для нас тяжелым.
Мы решили идти ночами,
Спать урывками, в ушах звучало,
Что затея - сплошная глупость.

Мы поутру пришли в долину:
Снега нет, запах трав зеленых,
Речка, мельница мелет сумрак,
Трех деревьев темнеют кроны,
Конь саврасый бежит по лугу.
Дверь духана лозой обвита,
За столом шесть азартных рук
За монетки бросают кости,
Ноги бьются в пустой бурдюк,
Но никто ничего не знает.
Мы продолжили снова путь,
Чтобы вовремя быть на месте
(на том самом, решите вы).

Это было очень давно, но я помню.
Я бы проделал тот путь снова и снова,
Чтобы понять: что это - смерть или роды?
Тогда это были роды. Мы это видели сами.
Я знаю и смерть, и роды,
И - как они непохожи.
А эти роды дались нам мукой и болью,
Словно мы умирали сами.
Мы вернулись домой, в наши царства,
Но в них нет ничего от Обета,
Лишь странные люди цеплялись за странных богов.
Мне хотелось бы смерти иной.

О невероятном

Обещал тебе сегодня рассказать про нас такое,
Что ни ты, ни я не знаем, не узнали б никогда.
Но сегодня все иное - в этом праздничном декоре
Даже в тающих сосульках есть волшебная вода.

Потому ты просто слушай и считай, что я придумал
Всё, что нынче ты услышишь о себе и обо мне.
Нет, все то, что расскажу я, не нуждается в трибуне,
И, наверно, отмолчаться было б все-таки умней.

Тем не менее, начну я с дел совсем невероятных,
Не случавшихся ни разу ни с тобой и ни со мной.
Ведь такого не бывает, - скажешь ты, поняв превратно,
Но нахлынувшее чувство будет памятью иной. -

Пусть оно нахлынет сразу, непридуманное чувство,
Всколыхнется, словно пламя потревоженной свечи.
Ничего, что утро нынче неприкаянно и тускло,
Нам печалиться с тобою совершенно нет причин.

Потому, что в мире нашем, нам подаренном однажды,
Мы не можем разделиться на тебя или меня.
Мы с тобой давно едины - каждый миг и каждый праздник,
И живем единством этим, всю вселенную храня.

3 января меня, Архипова, Дубивко и Шумкова вызвали к главкому ВМФ С.Г.Горшкову. Сергей Георгиевич сообщил: завтра будем на докладе у Никиты Сергеевича, к этому надо хорошо подготовиться. И тут же начал указывать, что следует говорить, а чего не следует. Потом устроил нам что-то вроде экзамена. Встреча с Хрущевым не состоялась, но в Главный штаб нас вызывали ежедневно. И постоянно вносили уточнения в сценарий. В итоге получалась история, мало соответствовавшая действительности. Во второй половине января вопрос слушался в Министерстве обороны. Вел заседание маршал Гречко. А нашу четверку сопровождали заместитель главкома ВМФ адмирал Фокин и капитан 1 ранга Сергеев из Главного штаба. Народу набилось - полный зал. Присутствовали в основном армейские и авиационные генералы. Но в президиуме сидели также два дядечки в гражданском. Кураторы из ЦК КПСС.
"Никита Сергеевич, - начал Гречко, - поручил мне разобраться с этим грязным делом. Безобразие! Опозорили Россию!" При этих словах упал в обморок адмирал Фокин, его вынесли на носилках. "Кто тут у вас старший?!", - не унимался Гречко. Представитель Главного штаба сидел, как приклеенный. И молчал. Тогда поднялся Архипов: "Я старший, товарищ маршал. Начальник штаба бригады".
"Иди сюда, докладывай". Памятуя инструктаж Главного штаба, Василий вытащил конспект и по нему начал излагать версию, многократно отредактированную руководством. "Что ты там трясешься со своей бумажкой? - взревели генералы. - Ты своими словами давай, правду говори!" Тогда Архипов стал докладывать, как все было в действительности.
Мы дополняли. Продемонстрировали приказ на папиросной бумаге. Гречко взял листок двумя пальцами и захохотал: "У нас в войну боевых приказов на папифаксе не отдавали!" Пошли вопросы, один другого круче. "На каком расстоянии находились американские корабли? Почему вы по ним не стреляли? Приказа не было? А без приказа сами сообразить не могли?!" Шумков долго объяснял, что всплытие для зарядки батарей - дело вынужденное и неизбежное. "Какие батареи? - кричали генералы. - Какая зарядка?" Сам Гречко долго не мог уяснить необходимость подобного всплытия, очень гневался за нарушение скрытности. Пришлось еще раз уточнять: к Кубе мы ходили на дизельных подводных лодках, а не на атомных. "Как не на атомных?!" - закричал маршал страшным голосом. Сдернул с носа очки и так хватил ими по столу, что только брызги полетели. Высшее военно-политическое руководство страны искренне полагало, что в Карибское море были направлены новые атомные подлодки. Позже мне стало известно, что одну такую действительно послали впереди нас, ничего нам не сообщая. Но у них там что-то сломалось, и субмарине пришлось вернуться на базу.

Командир «К-69», зам. командира 3-й ДиПЛ Р.А.Кетов. Подводный флот, №7 (2001).

После того заседания нас, командиров лодок, просто вернули к месту службы. Ни награждать, ни наказывать не стали. Но и случая не упускали напомнить, что в крайне ответственной ситуации мы действовали неправильно. Хотя, по совести сказать, задача в том виде, как нам ее сформулировали, в целом была выполнена. Сверх того, мы отработали на практике взаимодействие в отдаленном районе Мирового океана. Обрели опыт преодоления противолодочных рубежей и уклонения от преследования. На своей шкуре испытали методы борьбы американского флота с подлодками противника. Система связи была усовершенствована как раз после нашего похода к Кубе, а сами подводные корабли - дооборудованы применительно к условиям действий в тропических широтах".

Воспоминания бывшего командира торпедной группы БЧ-3 подводной лодки «Б-4» капитана 1-го ранга в отставке Шеховца Евгения Николаевича об операции «Кама»

Те далёкие годы, о которых говорится в книге, запомнились советским подводникам не просто как особенно напряжённый период "холодной войны" - это понятие сливалось для них тогда с боевой готовностью подводной лодки, отработкой курсовых задач, сплочённостью личного состава экипажей, с освоением новой техники. В состав ВМФ СССР вступали всё новые и новые проекты дизельных подводных лодок, появлялись атомные подводные лодки первого поколения. К началу "Карибского кризиса" на КСФ была сформирована эскадра кораблей с целью постоянного базирования на острове Куба, в порту Мариэль. Характерно, что с изменениями политической обстановки в мире, тесно связанными с противостоянием СССР и США, менялись и взгляды верховного командования Советского Союза на состав и задачи подводных сил, выделявшихся для базирования на Кубе. Так, первоначально задумывалось разместить там эскадру ракетных и торпедных лодок, затем - торпедных лодок с плавбазой "Дмитрий Галкин", а перед самым выходом в море остались четыре торпедные лодки 641 проекта. Примечательно, что сначала были получены распоряжения об открытом переходе и базировании в порту Мариэль, с перевозкой туда семей и имущества военнослужащих, но затем условия изменились - переход должен был быть произведён скрытно, до острова Куба. Новостью было и то, что впервые на подводные лодки загрузили "спецоружие" с разрешением на его применение самостоятельно, в зависимости от ситуации.
Как правило, подготовка всех крупных мероприятий, в которых задействовано большое количество корабельных единиц, ведётся скрытно или с внедрением большого количества дезинформации. Нас начали готовить к различным вариантам передислокации. Штаб соединения начал отрабатывать все варианты действий подводной лодки по всему мировому океану, создавать различные инструкции "на все случаи жизни", чтобы не только помочь кораблям, но и обезопасить себя от нежелательных последствий. Так, была заменена часть корабельного ЗИП, загружена на борт часть ЗИП базового хранения, заменён запас продовольствия, рассчитанный на девяносто суток, был выдан комплект штурманских карт всего мирового океана, весь запас пресной воды, заполнены "под крышку" дизельное топливо и масло. Вдобавок, уже начал действовать режим секретности, касавшийся доступа на лодку, и, главное, "благонадёжности" экипажа. Была проведена частичная замена личного состава по линии особого отдела. Все эти мероприятия проводились под лозунгами «срочно» и «секретно», что, конечно, не могло не сказаться на общем уровне подготовки экипажа подводных лодок. Приходилось доучивать заменённый личный состав, до уровня требований, предъявляемых для экипажа ПЛ «Б-4», проверять готовность всех новоприбывших к плаванию.
В своих воспоминаниях автор описывает не только повседневный быт экипажа, но и действия вахтенной смены, которая, по сути, определяет действия всего личного состава подводной лодки. Он раскрывает суть морской службы в походе, даёт понять, что чувствуют люди и как они действуют в различных ситуациях, совмещают готовность к боевым действиям и повседневную корабельную жизнь.
Очень чётко автором подмечены действия вахты. На ПЛ 641 проекта нет возможности развернуть полноценный БИП, имеется лишь возможность кратковременной информации от группы ОСНАЗ (приданной на длительный переход), гидроакустической станции лодки, а также визуального и технического наблюдения в пределах ближнего района. Только грамотные действия личного состава вахты ПЛ, порой в самых сложных ситуациях, давали возможность выполнить маневр по своевременному уклонению от воздействия вероятного противника. Тут уместно вспомнить знаменитую фразу А.В.Суворова: «Раз везенье, два везенье.... Помилуй Бог, когда же уменье!»
В те годы бывалые командиры подводных лодок говорили, что выйти в море может каждый, а вот выполнить боевую задачу, всплыть и вернуться - только настоящий подводник. Актуально это и сейчас. Только высокое мастерство всех членов экипажа ПЛ, профессионализм, готовность пожертвовать собой ради достижения общей победы, умение противостоять стихии и воздействию противника приводит к желаемому результату - решению боевой задачи похода. Всё это показал в своих воспоминаниях капитан 1 ранга Шеховец Евгений Николаевич - в то время командир одной из вахтенных смен подводной лодки «Б-4».

Капитан 1 ранга в отставке Р.А.Кетов. Русский «фокстрот» (2008)

ОПЕРАЦИЯ «КАМА».

Шеховец Е.Н., капитан 1 ранга.

Кубинский поход 1962 года группы дизельных подводных лодок Краснознаменного Северного флота глазами лейтенанта.

В 1995 году почти одновременно прочел две статьи: в «Морском сборнике» - «Карибский кризис глазами очевидцев», а в «Комсомолке» - «Приказ: в случае обстрела применить ядерное оружие». В последней - откровения моего первого командира первой (для меня) подводной лодки «Б-4» капитана 2 ранга КЕТОВА Рюрика Александровича, ныне капитана 1 ранга запаса. Это рассказ о кубинском походе 1962 г. четырех подводных лодок Краснознаменного Северного флота.
Казалось, тридцать три года - срок достаточный, чтобы в памяти стерлись детали события, участником которого в должности командира торпедной группы, довелось быть и мне. Ведь были и другие походы в моей двадцатисемилетней службе на подводных лодках. И почти все - большей длительности (до пятнадцати месяцев) и гораздо меньшей давности.
Но тот, первый в моей службе, Кубинский поход, длившийся семьдесят шесть суток, настолько врезался в память, что почти не сожалею об уничтоженном дневнике 1962 года. Детали стоят перед глазами так четко, как будто все произошло не более года назад.

Одна бабка сказала......

Как это начиналось? Конечно же, сначала поползли слухи.....
Осенью 1961 года «после новостройки» наша подводная лодка прибыла в г. Полярный к месту постоянного базирования, и вошла в состав Краснознаменного Северного флота.

«После новостройки» на нашем жаргоне означает, что мы прибыли на новой лодке. Самый маленький в Питере судостроительный завод «Судомех» её «клепал», а наш экипаж принимал. Приёмка началась на этапе достройки, затем были швартовые испытания, ходовые и государственные. Принимали скрупулёзно (нам же на ней плавать!), а это порождало конфликты, яростные споры. Если при этом нарушались технические условия, правда была на нашей стороне. Если же речь шла об удобстве размещения прибора, механизма, то козыри были в руках строителей, ссылавшихся на чертеж.... У них в таких случаях был один ответ: «Чтоб не было п..дежу, делай всё по чертежу!».

Наши острословы посвятили «Судомеху» песню на мотив эстонской, которая тогда была популярной в исполнении Георга Отса:

Но все разногласия утрясались, недостатки устранялись, и наступил момент, когда подводная лодка, сияя свежей краской, была к общему удовлетворению принята от промышленности Флотом.
И до сих пор с теплотой вспоминаются: ответственный сдатчик СКОРОДУМОВ, сдаточный механик КРАСНОРУЦКИЙ, его помощник, а потом и сдаточный механик следующей в моей службе лодки Костя КРАВЧЕНКО, специалисты экстра-класса Володя БАРДИН, Михаил Михалыч САДОВ.
Прочтя это в рукописи, мой друг, бывший судостроитель, заметил, что не сдатчики строили лодку... Да, конечно, но мы имели дело со сдаточной командой. Она ходила с нами на ходовые и государственные испытания, она устраняла неполадки, часто в непростых условиях, стремясь не допустить срыва выхода в море. И доставались им от нас не только пряники.

Итак, мы в Полярном. В первые дни наша лодка вызвала интерес. Дизельная торпедная подводная лодка второго послевоенного поколения проекта 641 была хоть и серийной, но внешне несколько отличалась от своих сестер-предшественниц. Она имела новую гидроакустическую шумопеленгаторную станцию с диаметром базы 2 метра, установленную в носу выше ватерлинии и закрытую обтекателем в виде... гондолы из нержавеющей стали. Мы к этой «гуле» привыкли и называли «бульбой». У тех, кто её видел впервые, она вызывала насмешки. А в Ленинграде, когда мы на День Военно-морского флота стояли на Неве, я, будучи отпущенным на берег, услышал, как «знаток» объяснял, что в нужный момент бульба, якобы, раскрывается и оттуда вылетает ракета.

Проект 641 оказался очень удачным с точки зрения боевых возможностей и около десяти лет нёс основную нагрузку на КСФ, пока становился на ноги атомный подводный флот.
ПЛ проекта 641 двухкорпусная, трехзальная, семиотсечная.
Первый отсек - торпедный. 6 53-см торпедных аппаратов и 12 запасных торпед на стеллажах.
Второй отсек - аккумуляторный. Внизу две ямы с 224-мя элементами (аккумуляторными баками) размерами со средний холодильник каждый. Вверху кают-компания, каюты.

Гриневич В.В.: Олег Виноградов, я, Вова Халошин, Арон Молочников, Гарри Лойканнен, Стас Столяров, Лева Голанд, Леша Кудрявцев, Алик Данилкин и Гена Пузаков. 1977 г.

Храмченков Александр Семенович

Александр Семенович Храмченков - капитан 2 ранга, командир БЧ-3 ПЛ, флагманский минер соединения в Северодвинске.

Хромов Юрий Сергеевич

В.В.Гриневич: Вадим Ильичев, Юра Пирогов, я, Юра Хромов (подводник) и Миша Логвинов около гостиницы.

Шабанов Валентин Михайлович

С должности помощника командира малой ПЛ на Балтике был назначен командиром штурманской боевой части (БЧ-1) "К-19" в первый экипаж.

Вспоминая невезучую подлодку, капитан 1 ранга в отставке Валентин Шабанов называет ее не иначе как "роковой корабль": "Началось с того, что во время строительства несколько взрывов, пожаров было, четыре или пять человек погибли. Торопились. Помню, висел лозунг: "Обгоним "Джордж Вашингтон"!" (американский аналог нашей К-19. - "ПГ"). Тогда еще не знали, что американцы его уже спустили на воду. А мы еще в цехе стояли". Еще два серьезных ЧП случилось и во время швартовых испытаний, и когда на подводной лодке осуществлялся первый пуск реактора.
4 июля 1961 года - авария ядерного реактора в Северной Атлантике. В течение недели от лучевой болезни умерли 8 членов экипажа. (В 2001 году в Голливуде на основе этого события был поставлен фильм "К-19" с Харрисоном Фордом в главной роли.)

Если аварию с атомным реактором подлодки К-19 4.07.1961 г. можно объяснить конструкторскими недоработками, нарушениями технологии работ при ее изготовлении, ошибками при эксплуатации, а потому считать, в какой-то мере, техногенной, то вина за столкновение К-19 с американской подлодкой USS Gato 15.11.1969 г. лежит полностью на командире нашей АПЛ.
14 ноября 1969 года К-19 вышла в Баренцево море на полигоны, удаленные на 25 миль от берега, для отработки задач боевой подготовки, определения и уничтожения радиодевиации. Этот выход осуществлял 345-й сменный экипаж под командованием капитана 2 ранга Шабанова В.А. Старшим на борту был заместитель командира 18-й дивизии подлодок по боевой подготовке, капитан I ранга Лебедько В.Г.
15 ноября 1969 года в 6:13 GMT результате маневра нашей подлодки, которая увеличивала глубину с 60 до 90 метров, произошло столкновение К-19 с американской разведывательной подлодкой USS Gato. Эта подлодка выполняла разведывательную миссию по специальной программе. Ее командиру Буркхардту (L. Burghardt) разрешалось заходить в территориальные воды СССР, приближаться к берегу на дистанцию в 4 мили, производить радиоперехват и следить за советскими подводными лодками. В случае, если американскую лодку-нарушителя будут преследовать советские корабли, против них разрешалось применять боевое оружие, иными словами, лодка могла развязать войну.

Наша подлодка носовой частью ударила американской лодки почти под прямым углом в районе реакторного отсека и начала погружаться с сильным дифферентом на нос. Однако после продувания главного балласта был дан полный ход, и лодка благополучно всплыла. Получив значительные повреждения носовой части, К-19 все же смогла самостоятельно вернуться в базу в надводном положении. Пострадавших на борту не было. Тем не менее, на берегу подлодку ждала суровая комиссия и следователи. Капитана Шабанова В.А. чуть не сняли с должности и довели почти до инфаркта, а Лебедько, написав несколько подробных объяснительных, вышел из этой «мутно-водной» истории «сухим».
Позднее, став контр-адмиралом, защитив кандидатскую диссертацию, Лебедько написал несколько книг по истории военно-морского флота и автобиографическую книгу «Верность долгу», описав свой героический жизненный путь военного моряка-подводника, включая и эпизод столкновения с американской АПЛ Gato, вина за которое и другое, уже с рыболовецким судном, была возложена на командира экипажа Шабанова.
Капитан 2 ранга в отставке В.М.Шабанов, в свою очередь, в статье « Давайте быть честными! », размещенной на сайте «Морская газета», сделал заявление по поводу вышедшей в свет книги воспоминаний контр-адмирала в отставке В.Г.Лебедько «Верность долгу», в котором обвинил Лебедько в искажении фактов и намерении переложить свою вину на Шабанова. Эти разбирательства командиров-подводников можно было бы не упоминать, если бы они не проливали свет на истинные причины столкновения АПЛ К-19 с американской подлодкой.
Наиболее полно картина происходившего на борту подлодки К-19 в эти дни описана в книге командир штурманской боевой части К-19 капитан-лейтенанта К.П. Костина (ныне капитана 3 ранга в отставке) «Записки штурмана АПЛ К-19» (Северодвинск, 2003. – 162 с.). Вот некоторые отрывки из «Записок» Кима Костина.

Командир группы БЧ-5 Николай Григорьевич Мормуль. - И.И.Пахомов. Третья дивизия. Первая на флоте. СПб., 2011.

В книге контр-адмирала, бывшего начальника Технического управления Северного флота, Н.Г.Мормуля «Катастрофы под водой (Гибель подводных лодок в эпоху «холодной войны»)» (Мурманск: Элтеко, 2001. – 658 с.) приводится рапорт старшего на борту капитана 1 ранга Лебедько об обстоятельствах столкновения подводной лодки К-19 с неизвестным подводным предметом в 07 ч 13 м 15 ноября 1969 года.
В этом рапорте Лебедько указывает, что в 04 ч 05 м он отпустил отдыхать командира подводной лодки Шабанова В.А., т.е. командовал подлодкой единолично. После описания действий экипажа и «разбора» его ошибок Лебедько продолжает:
«В 07 ч 00 м вместе со мной в центральном посту находились: вахтенный офицер капитан 3 ранга Н.В. Беликов, вахтенный механик инженер капитан 3 ранга А.Н. Курков и штурмана капитан-лейтенанты В. Федотов и К.П. Костин.
Был получен доклад от акустиков, что горизонт чист. Считая, что горизонталыцик матрос Латышев отработан слабо, я решил посмотреть, как он будет осуществлять погружение в спокойной обстановке и приказал ему погружаться на глубину 60 метров.
Матрос Латышев погружение произвел правильно и в 07 ч 10 м ПЛ была на глубине 60 метров. Курс 90°, скорость 5 узлов, дифферент 0,5 градуса на нос. Глубина места 206 метров. Горизонт по докладу акустиков в этот момент был чист. Из отсеков последовали доклады об их осмотре и отсутствии замечаний.
Примерно в 07 ч 12 м, решив уточнить суточный план, я взял журнал и в это время в носовой части ПЛ раздалось два последовательных, почти слитных, сильных удара. Корабль вздрогнул, было ощутимо сильное сотрясение корпуса и буквально вибрация его носовой части... Получив дифферент около 3° на нос, «К-19» начала погружаться».
Далее следует изложение действий экипажа под руководством Лебедько по спасению подлодки и возвращению на базу.
Как видим, непосредственной причиной столкновения К-19 с американской подлодкой стало желание Лебедько «посмотреть» еще раз, как матрос-горизонтальщик будет погружаться «в спокойной обстановке». Матрос-акустик, который, по мнению К.Костина, слышал шумы и не решился доложить о них, побоявшись гневных вопросов и разноса Лебедько, стал другим виновником аварии. Таким образом, именно нездоровый морально-психологический климат, созданный на борту АПЛ К-19 Лебедько В.Г., и привел к столкновению К-19 с американской подлодкой.
Воспоминания бывшего флагманского специалиста РТС 69-й бригады подводных лодок Северного флота контр-адмирала в отставке Сенина Владимира Прохоровича.

Подготовка к походу стратегической операции "Анадырь" по теме "Кама" началась в начале 1962 года в городе Полярном, в составе 69 бригады 4 эскадры ПЛ Северного флота. И чем больше секретили тему подготовки, тем больше было разговоров о ней, что наверняка доходило и до вероятного противника. В конце сентября коммунисты бригады сдали партбилеты в политотдел 20 эскадры ПЛ; жёнам офицеров и мичманов были выданы денежные аттестаты; секретная часть бригады была уничтожена комиссией из офицеров штаба бригады; к штатному вооружению пл было загружено по одной атомной торпеде и в ночь на 1 октября 1962 г. подводные лодки Б-36, Б-59, Б-130, Б-4, вышли в море, имея на борту совсекретные пакеты с приказанием вскрыть в Норвежском море.
Офицеры штаба бригады на поход были расписаны по подводным лодкам:
ПЛ "Б-4": 1) командир 69 бригады капитан 1 ранга В.Н.Агафонов, назначенный на должность за двое суток до выхода в море, так что с положением дел и личным составом бригады он знаком не был, 2) флагманский связист бригады капитан 3 ранга Ю.И.Куликов, в должности с основания бригады (сентябрь 1961 г.).

Агафонов Виталий Наумович.

ПЛ "Б-59": 1) начальник штаба бригады капитан 2 ранга В.А.Архипов, на должности с основания бригады, 2) флагманский врач бригады майор М.Н.Дедков, в должности с основания бригады.
ПЛ "Б-36": 1) заместитель командира бригады по электромеханической части капитан 2 ранга Любимов, в должности с основания бригады, 2) инструктор-гидроакустик бригады мичман П.А.Панков.
ПЛ "Б-130": 1) заместитель командира бригады по политчасти капитан 2 ранга Смирнов, в должности с основания бригады, 2) флагманский штурман бригады капитан 3 ранга А.Ф.Любичев, в должности с основания бригады, 3) флагманский специалист РТС бригады капитан-лейтенант В.П.Сенин, в должности с основания бригады (28.09.61 г.).
Флагманский минёр бригады капитан 3 ранга Кузовников и флагманский химик капитан-лейтенант В.М.Капустин переходили на Кубу с имуществом бригады на сухогрузе в порт Мэриэль, где планировалось наше базирование. Должность флагманского минёра в походе исполнял командир БЧ-3 ПЛ "Б-36" капитан-лейтенант А.А.Мухтаров.
Управление подводными лодками в походе осуществлял Главный штаб ВМФ по документам дальней связи с подводными лодками, между собой подводные лодки с момента выхода и до возвращения в базу связи не имели.
После похода создалось впечатление, что противолодочные силы вероятного противника знали наше место и ни на час не теряли контакт с нашими подводными лодками, периодически контролируя места с помощью авиации, системы "СОСУС" или кораблей ПЛО.
При переходе в Норвежском море, в условиях сильной штормовой погоды, на ПЛ Б-130 были сорваны леерные стойки и, при форсировании противолодочного рубежа Исландия-Фарерские острова в подводном положении, болтаясь на тросе, периодически производили сильные удары по корпусу то с одного, то с другого борта, создавая сильные помехи гидроакустическим станциям "МГ-10" и "МГ-200", а также значительно увеличивая шумность подводной лодки.

В течение всего времени форсирования Фареро-Исландского противолодочного рубежа на гидроакустических станциях прослушивалась работа гидролокатора противолодочного корабля, возможно, имевшего контакт с подводной лодкой.
С выходом в Атлантику стали чаще появляться противолодочные самолёты и, пока устойчиво работала поисковая радиолокационная станция "Накат", подводной лодке удавалось уклоняться от обнаружения срочным погружением.
С подходом к тропическим широтам из-за больших температур и влажности, техника РТС начала часто выходить из строя, так как влагостойкого покрытия на радиодеталях наших станций не было (промышленность начала делать такое покрытие только после нашего похода, по его печальным результатам).
Особенно необходимой в этих условиях была поисковая станция "Накат", а её монтаж в темноте светился "как огни большого города", из-за "отекания" заряда с влажных деталей и мест паек. Мы с начальником РТС ПЛ "Б-130" старшим лейтенантом Чепрасовым, комбинируя радиодеталями, старались поддерживать в рабочем состоянии каналы станции, которые работали в диапазонах радиолокационных станций самолётов ПЛО, позволяя обнаруживать их задолго до подлёта к месту подводной лодки.
В Саргассовом море каждая подводная лодка бригады оказалась в районе действия авианосно-поисковой противолодочной группы, а учитывая ещё то, что собирательный сеанс связи в этом районе приходился на светлое время суток, уклонение от самолётов ПЛО стало очень трудным, а иногда и невозможным. Против ПЛ "Б-130" действовала авианосно-поисковая группа с флагманом - противолодочным авианосцем " Эссекс ".

Подзарядку аккумуляторной батареи можно было проводить только в тёмное время при волнении моря 3 и более баллов, тогда даже при сигнале самолётной РЛС 4-5 баллов можно было визуально наблюдать самолёт ПЛО, который пытался с помощью прожектора искать в волнах подводную лодку, но найти её не мог.
В одной из таких ситуаций, в ночь на 25 октября, при зарядке аккумуляторных батарей, самолёт ПЛО обнаружил "Б-130" и вызвал корабли ПЛО, ибо буквально минут через 10 после 5-ти бального сигнала на ПС "Накат" и освещения ПЛ прожектором, начали прослушиваться шумы винтов эсминцев в дистанции 120-150 кабельтов, идущих к подводной лодке. С подходом эсминцев ПЛ "Б-130" срочно погрузилась с большим дифферентом на нос (заклинило носовые горизонтальные рули), на глубине 20-30 метров раздались три мощных взрыва не то гранаты, не то глубинных бомб, от одного из взрывов корпус лодки содрогнулся.
Погружение лодки с дифферентом командиром ПЛ капитан 2 ранга Н.А.Шумковым было остановлено на глубине 130-150 метров. После этого началось 29-ти часовое преследование подлодки тремя эсминцами ПЛО. Учитывая то, что температура воды за бортом ПЛ на глубине 100 м была + 29, а перед этим лодка несколько суток находилась в экваториальных широтах, то самая низкая температура +39, при влажности 90% была в первом отсеке, в остальных отсеках нормальная жизнедеятельность не обеспечивалась (было много случаев тепловых ударов у личного состава, покрытие тела сыпью и волдырями, отсутствие у всех аппетита и страшное чувство жажды (вода выдавалась по мизерной норме). Небольшое облегчение создавал врач подводной лодки, который обходил отсеки и протирал всему личному составу лицо ветошью, смоченной в спиртовом растворе.
Гидроакустическую вахту в этот период во втором отсеке на шумопеленгаторной станции "МГ-10" и на станции поиска работающих гидролокаторов "МГ-13" по полчаса несли 5 человек (3 штатных гидроакустика, начальник РТС старший лейтенант Чепрасов и флагманский специалист бригады капитан-лейтенант Сенин). Чтобы у нас не было теплового удара, нам выдавали 0,5 литра воды (больше похожей на "мочу"). Несмотря на это гидроакустическая вахта неслась непрерывно, положение преследовавших лодку эсминцев фиксировалось постоянно и документировалось в вахтенном акустическом журнале, хотя он и был обильно залит нашим потом. Эсминцы циркулировали вокруг лодки в дистанции 2-3 кабельтова, постоянно работая гидролокаторами на частотах 8 и 13 килогерц, которые свободно прослушивались не только на гидроакустических станциях, но и на слух через корпус ПЛ., интервал между посылками показывал, что они работают на шкале 10 кабельтов и уверенно держат контакт с подводной лодкой. Несмотря на наши манёвры глубиной, изменением курса и скорости (насколько позволяла плотность нашей аккумуляторной батареи), оторваться от эсминцев нам не удалось.

Через 29 часов после погружения, после доклада командира БЧ-5 капитан-лейтенанта Паршина командиру ПЛ о том, что аккумуляторные батареи разряжены полностью, ПЛ "Б-130" всплыла в окружении трех эсминцев США. Ещё в позиционном положении на наше донесение о всплытии сразу была получена квитанция и, далее, было получено приказание следовать в Кольский залив в надводном положении. Примерно неделю нас сопровождали эсминцы ПЛО, непрерывно работая гидролокаторами, а потом по одному отвалились.
По возвращении в базу из Москвы прибыла комиссия 5-го Управления ВМФ по расследованию причин низкой надёжности радиоэлектронной аппаратуры. По результатам её работы были приняты меры по влагостойкой обработке монтажа радиодеталей и температурно-влажностного режима для техники, используемой в южных широтах.

20-я эскадра подводных лодок была расформирована, 69 бригада возвращена в состав 4-й эскадры ПЛ в г. Полярный.
Контр-адмирал в отставке Сенин В.П. 07 апреля 2011 года.

Воспоминания бывшего командира подводной лодки «Б-4» капитана 1-го ранга в отставке Кетова Рюрика Александровича о походе «Б-4» в период Карибского кризиса.

Перебазирование эскадры на Кубу готовилось около года в режиме строгой секретности. За три-четыре месяца до начала операции главное командование уточнило, что дивизия ракетных подлодок полным составом в Атлантику не пойдет. За месяц до старта - новое изменение: идет даже не вся наша бригада, а всего лишь четыре лодки. О целях и задачах похода - экипажам ни слова, но теплую одежду велели сдать, а взамен выдали тропическую форму. Наконец, приказали взять на борт торпеды с ядерными зарядами. По одной на каждую лодку.
Отваливали мы в четыре утра 1 октября 1962 года. На проводы прибыл заместитель главкома ВМФ СССР адмирал Фокин, который каждому командиру вручил по листку папиросной бумаги - "боевой приказ". Ни до, ни после мне не доводилось получать таких приказов: несколько слов о скрытном переходе в Карибский бассейн и - никаких конкретных указаний.
Фокин спрашивает: "Что вам неясно?" Пауза. Василий Архипов, начальник штаба бригады, говорит: "Неясно, товарищ адмирал, зачем мы взяли атомное оружие. Когда и как нам следует его применять?" Фокин через силу выдавил что-то про информационные полномочия, которых ему не давали. Тут уж взорвался адмирал Рассохо, начальник штаба флота:
"Ладно, ребята! Записывайте в свои журналы, в каких случаях надлежит применять спецоружие. Во-первых, когда вас будут бомбить и вы получите дырку в корпусе. Во-вторых, когда всплывете, вас обстреляют и опять же будет дырка. В-третьих, по специальному приказу из Москвы. Все!"

Анатолий Иванович Рассохо. - Адмирал и гидрограф. Капитан 1 ранга С.Грибушкин. - Морской сборник № 12, 1994 г.

Перед самым выходом в море командиры четырех лодок провели короткое совещание. Всем нам было ясно, что скрытность, доведенная до идиотизма, требует большую часть времени оставаться на глубине, скорость больше десяти узлов мы при этом развить не сможем, в заданный район к сроку не доберемся, Поэтому договорились: сначала ныряем, миль пятьдесят идем к северу под водой, а затем всплываем и полным надводным ходом чешем до первого противолодочного рубежа НАТО.
Передовой натовский рубеж наблюдения за лодками противника находился на линии мыс Нордкап - остров Медвежий. Его мы форсировали без приключений. Со вторым, на линии Гренландия???– (вообще-то Фареро-Исландский, Гренландии тут быть не должно) Исландия - Британские острова, оказалось сложнее. Американцы сосредоточили там значительное количество противолодочных самолетов. Действовали, правда, по шаблону.
Летит такой самолет, докладывает на берег: "Точка пять, все О.К. Точка шесть, цель не обнаружена". Мы эти доклады перехватывали и, как только самолет уходил на порядочное расстояние, всплывали и жали полным ходом. Вокруг Исландии - район активного рыбопромысла. Это нам тоже помогало. Где скопление рыбаков - мы туда, Через сутки подошли к главному противолодочному рубежу: Ньюфаундленд -Азорские острова. Рубеж был закрыт, океанские глубины прослушивала сеть подводных гидрофонов. Тут нас, конечно, зафиксировали. Не как конкретную цель, но на уровне "нештатных шумов".
На суше, тем временем, вовсю разрастался кризис между СССР и США. 22 октября президент Кеннеди объявил о введении полной блокады Кубы с моря и с воздуха. Хрущев, со своей стороны, пригласил для беседы случайно находившегося в Москве Уильяма Нокса, президента корпорации "Вестингауз".

Про того было известно, что он тесно связан с администрацией США. Советский лидер заявил, что блокирование и обыск наших судов в открытом море впредь будет рассматриваться как пиратство. И если США поведут себя подобным образом, то он, Хрущев, "прикажет своим подводным лодкам топить американские военные корабли". О страстях, вскипавших по обе стороны океана, экипажи наших субмарин ничего не знали. Зато вполне ощущали нараставшее внимание к себе со стороны американских ВМС. Против русской четверки их командование двинуло целую армаду: три авианосные поисково-ударные группы, 180 кораблей сопровождения, почти 200 самолетов базовой патрульной авиации. Да еще каждый из трех авианосцев имел на борту по полусотне самолетов и вертолетов.
На Кубу с нами шел командир бригады Агафонов. Он приказал лодке, которой командовал Алексей Дубивко, максимальным ходом пройти вперед и, пренебрегая скрытностью, разведать обстановку. Около Большого Антильского прохода Дубивко обнаружил эсминец американцев. Те его тоже засекли, двое суток за ним охотились. В результате на лодке сели аккумуляторы, пришлось Алексею всплывать для подзарядки. От преследования, впрочем, он оторвался.
У Николая Шумкова случилась авария с дизелями. Некоторое время он таскал за собой американцев на одних электромоторах, одновременно пытаясь провести ремонт прямо в море. Ничего из этого не вышло, и, в конце концов, пришлось нашему транспортному судну брать лодку Николая на буксир и отводить в надводном положении к родным берегам.
Но самый драматичный эпизод связан с лодкой Василия Савицкого. Когда они всплыли для подзарядки, то прямо над собой обнаружили противолодочный самолет. Тот начал сбрасывать маркеры, обозначать цель. Уже и поисково-ударная группа всей массой разворачивалась в их сторону. Василий - снова под воду. Американцы принялись его бомбить. Но поскольку в аккумуляторах у Савицкого зарядка нулевая, ночью он опять всплыл. Прямо в объятия эсминцев США.
Выскочил Василий на мостик, за ним Архипов, начальник штаба бригады. Третьим поднимался сигнальщик, но застрял в люке, зацепился за что-то переносным прожектором. В это время на лодку пикирует самолет и бьет трассирующими. Несколько пуль ударили по корпусу. Савицкий командует: "Все вниз! Торпедные аппараты на товсь!" (Нам же приказ был дан: стрелять атомной торпедой, если в тебя попадут). Савицкий первым прыгает вниз - прямо на плечи сигнальщику, который никак не может освободить свой прожектор. Начштаба Архипов по этой причине задерживается на поверхности и тут замечает, что американцы что-то сигналят. Остановил он Савицкого, вытащили сигнальщика с прожектором. Передали американцам: "Прекратите провокацию". Самолеты удалились, зато корабли подошли еще ближе, взяли в кольцо. Под их наблюдением Савицкий подзарядил аккумуляторы и снова ушел под воду. Объясняю для непонятливых: нашим дизельным лодкам, в отличие от последующих атомных, неизбежно приходилось всплывать, когда находиться долее под водой не было уже никакой возможности. Дело ведь не только в аккумуляторах, дышать было нечем. Температура в отсеках - плюс 50 по Цельсию. Электролит закипал, отравляя людей парами кислоты. Время от времени нужен был хотя бы глоток кислорода. При всплытии и мою лодку тоже обнаруживали, тоже преследовали и бомбили. Но везло, отрывался. Хотя как-то раз действительно чуть не влип.

Продолжение следует.

Кетов ускользает на «Б-4»

Капитан 2 ранга Рюрик Кетов

ПЛ «Б-4»

100 миль к югу от Кингстона, Ямайка

Когда «Б-4» Рюрика Кетова пересекала параллель 20 градусов северной широты и проходила Наветренным проходом, погода начала улучшаться. Волны затихли, и поверхность моря стала похожей на стекло; в ночные часы, когда лодка всплывала для зарядки батарей, подводники видели чудное море. Механики Кетова сумели улучшить герметизацию протекавшего люка, что дало лодке возможность погружаться на глубину 80–90 метров - серьезное достижение в схватке с рыскавшими повсюду американскими противолодочными самолетами.

«Б-4» прошла Наветренный проход 20 октября, и, к большому облегчению Кетова, ей оставалось менее суток хода до Мариэля. Затем последовал приказ прекратить переход, он здорово расстроил Кетова, да и весь экипаж чувствовал досаду, Позже выяснилось, что из четырех лодок бригады на переходе они оказались самыми быстрыми. В тот день они шли под РДП, выдвинув антенну для приема плановой послеобеденной передачи. Закончив прием, удрученный Пронин с телетайпной лентой подошел к Кетову, который находился в центральном командном.

Товарищ командир, вы не поверите, - и передал телеграмму Кетову, который быстро ее прочел.

Текст телеграммы гласил: «Прекратить переход в пункт назначения, повторяю, прекратить переход и выйти в район (координаты указывались). Приступить к боевому патрулированию. Обеспечить скрытность присутствия».

Товарищ командир, что творится, о чем мы не знаем?

Кетов взглянул на Пронина и искренне пожалел, что не может ответить на вопрос. Они находятся здесь, прямо на заднем дворе противника, и не знают, что вокруг происходит.

Я знаю не больше вашего и полагаю, что какие-то обстоятельства вызвали приостановку действия операции «Кама».

Пронин посмотрел на командира, и вдруг ему захотелось признаться, что он прослушивал запрещенные радиостанции. Серьезное противостояние в этом районе набирало силу, а они знали только то, что им удавалось выудить из эфира. Хотя «Б-4» не пропустила ни одной циркулярной передачи по флоту, о тактической обстановке в Карибском море они знали прискорбно мало. Это преступление, думал Кетов, продолжать движение на юг, туда, где, как они позднее узнали, был водоворот деятельности кораблей противника. Передачи из Москвы обычно производились дважды в сутки, но в них давались только новости по стране - как здорово идет уборка урожая в СССР, как умело партия решает все международные проблемы. Кетов, как и другие командиры лодок бригады, разрешил радиооператорам прослушивать американские программы, из которых они и узнали об американской блокаде 22 октября.

Выяснив, что море у них над головой буквально кишит американскими военными кораблями, Кетов изменил маршрут перехода, приняв совместное с командиром бригады Агафоновым решение идти на юг и обогнуть юго-восточную оконечность Кубы, избегнув тем самым контакта с ордами надводных кораблей. Когда потребовала обстановка, они взяли курс на север, в район патрулирования, назначенный «Б-4». Поскольку от них по-прежнему требовали оставаться незамеченными, они проследовали в район патрулирования, спокойно пройдя проход острова Теркс, который, в силу своей узкости, по-видимому, не принимался американцами в расчет в их планах борьбы с подводными лодками. «Б-4» кралась вдоль побережья Кубы, и ночью, двигаясь под РДП, они ясно видели огни на кубинском побережье. Так они и шли, на малой скорости, с выглядывающей из воды рубкой, вентилируя внутренние помещения лодки и заряжая батареи. Кетов наблюдал береговые огоньки, вдыхал запах древесного угля и сладкий аромат горящих полей сахарного тростника. Им было невыносимо тяжело находиться так близко у цели и в последний момент быть повернутыми назад, ведь они так надеялись, что им придется базироваться в этой прекрасной тропической стране. У Кетова было такое ощущение, словно он выиграл роскошный приз только для того, чтобы его отобрали в самый последний момент.

Самолет, три румба по правому борту, приближается быстро! - хрипло прошептал сигнальщик.

Срочное погружение! Очистить мостик! - Кетов бросил последний беглый взгляд на берег и поспешил вниз, громыхнув крышкой люка. Так началась растянувшаяся надолго игра в прятки, от которой, как признавался позже Кетов, его нервная система так и не пришла в порядок.

2 ноября самолет «Трэкер» «S2F», взлетевший с авианосца ВМС США «Индепенденс», имел короткий радиолокационный контакт с устройством РДП лодки «Б-4» Кетова. Авианосец входил в состав 135-й ударной группы (авианосная ударная группа вторжения), которая находилась южнее Кубы и строго восточнее Ямайки. Американцы присвоили этому радиолокационному контакту номер «С 21», потом они получили надежный радиолокационный контакт с лодкой с помощью вертолета, и самолет «Трэкер» также подтвердил контакт своим детектором магнитной аномалии. Командующий ударной группы благоразумно отвел свои корабли в район с меньшими глубинами моря, где лодке было труднее скрыться.

Был разгар дня, но то, что услышали операторы Кетова в американских новостях, было настолько плохим, что они, невзирая на то, день сейчас или ночь, решили, что им необходимо принять передачу из Москвы, и поэтому они поднялись ближе к поверхности; именно тогда у Кетова и произошла серьезная стычка с командиром бригады Агафоновым, находившимся у них на борту. Агафонов начинал все больше нервничать в ожидании новых приказов из Москвы.

Из радиообмена американцев Кетов знал, что над ними в воздухе висит противолодочный самолет, сама лодка была на глубине двадцать метров; время приема очередной передачи из Москвы приближалось. На данном этапе получение новых приказов было жизненно важным делом, а их предыдущие попытки принять приказы оказались неудачными, потому что антенну СДВ где-то замыкало на корпус, и они не могли ничего принять. Агафонов хотел немедленно всплыть, так, чтобы рубка выглядывала из воды, и полностью выдвинуть коротковолновую антенну, чтобы одновременно с приемом передачи на сверхдлинных волнах, которые в этих широтах не всегда проходили, вести прием и на коротких волнах. Кетов предлагал воздержаться от всплытия. Не хватало еще, думал он, чтобы нас визуально засек «Нептун» «P2V» - он был уверен, что самолет болтается где-то рядом. На лодке слышали, как с самолета сбросили гидролокационные буйки, потом раздались взрывы зарядов «Джули», которые запускали буйки в работу по определению направления на лодку. Кетов был уверен, что надежного контакта с лодкой у американцев нет и они вот-вот подгонят в этот район надводный корабль - какой-нибудь из многочисленных эсминцев, действовавших вместе с авианосцем «Индепенденс». Кетов, однако, видел и другое - Агафонов нервничал все сильнее и сильнее, предполагая, что им должны передать какие-то новые и чрезвычайно важные приказы. Кетов по этому поводу был менее оптимистичен, потому что они находились в море вот уже больше четырех недель, совершая этот поход, и за это время получили минимум указаний, не считая короткого распоряжения, которым отменялся переход в Мариэль и назначался новый район патрулирования - небольшой круг радиусом двадцать пять миль. В границах нового района патрулирования действовать будет непросто, и они недоумевали, почему им назначили такой тесный район.

Поскольку командир бригады Агафонов был начальником, то, естественно, Кетов был обязан подчиняться его приказам - до тех пор, пока, по его мнению, то есть мнению командира лодки, они не идут во вред управлению лодкой. На «Б-4» Агафонов был относительно новым человеком в сравнении с Кетовым и большинством его офицеров, которые вводили лодку в боевой состав флота и досконально знали ее особенности. Когда Агафонов решил всплывать для приема радиопередачи, Кетов решительно запротестовал.

Всплываем, - приказал Агафонов.

Товарищ командир бригады, я уверен, что поблизости от нас самолет, и он нас наверняка заметит, если мы всплывем, - Кетов не собирался оставаться в стороне и наблюдать, как они лезут в ловушку.

Проверю лично, - ответил Агафонов и полез на штурманскую площадку рубки, на которой находились боевой и командирский перископы. Кетов наблюдал за тем, как комбриг спешит вверх по трапу к основному люку, на котором старшина уже открывал внутреннюю крышку. Потоки воды ринулись вниз, в командный центр - так происходило всегда при открытии этой крышки. Кетову стало не по себе. Несколько недель они тесно взаимодействовали, попеременно выполняя одну и ту же работу, и, конечно, оба испытывали определенную стесненность от сложившейся ситуации. И все же, считал Кетов, Агафонов не так хорошо владеет ситуацией, как он.

Кетов подошел к навигационному перископу, находившемуся возле заднего шпангоута командного центра; он знал, что у того большие возможности по обзору воздушного пространства, и для поиска самолетов он часто использовал именно этот перископ. Кетов всматривался в окуляр перископа, ничего там не обнаружил и теперь поджидал, что же скажет Агафонов.

Контактов не вижу, горизонт и воздушное пространство над нами чисты, - сообщил Агафонов вниз по телефону внутрикорабельной связи.

Товарищ комбриг, я уверен, что самолет там - я видел его несколько минут назад. Сейчас, правда, я его тоже не заметил, но он, скорее всего, где-то рядом.

Если бы там был самолет, я бы его увидел, - сказал Агафонов. - Всплываем - это приказ!

Кетову этого было достаточно.

Товарищ Агафонов, прошу освободить меня от командования подводной лодкой, запись об этом происшествии я сделаю в корабельном журнале. Штурман, принесите журнал. - Кетов взял у штурмана журнал и записал: - Командир бригады капитан 1 ранга Агафонов В.Н. освободил капитана 2 ранга Кетова P.A. от командования подводной лодкой «Б-4».

По корабельной трансляции Кетов объявил о том, что командир бригады Агафонов освободил его от командования, а затем направился в свою каюту. Агафонов не сообразил, что находившийся на навигационном мостике командирский перископ был ограничен в обзоре узким конусом, составлявшим примерно плюс-минус семь градусов. Кетов же придерживался того мнения, что «Нептун» начнет сбрасывать глубинные бомбы или ручные гранаты - все, что у него есть на вооружении, - в зависимости от того, находятся они в состоянии войны или нет. Последнего они действительно не знали.

Едва «Б-4» оказалась на поверхности, как ее наблюдатели засекли «Нептун», бывший от них в трех милях по курсу, но было уже поздно, самолет приблизился и стал сбрасывать гранаты, из которых первая разорвалась очень близко к лодке. Освещение на борту погасло, и механик задействовал аварийное электропитание. Лодка совершила срочное погружение на глубину сто метров; нормальное освещение было восстановлено. Лодкой продолжал командовать Агафонов, одну за другой он делал попытки оторваться от самолета; у находившегося в своей каюте Кетова болела душа за дело, но он принципиально не выходил.

Агафонову не повезло, американский самолет словно прилип к лодке. Они слышали шлепки от сброшенных в воду гидролокационных буев и следовавший за этим разрыв гранаты - таким способом пассивные гидролокационные буи определяли их местоположение.

Кетов оставался в своей каюте около часа, потом он решил выйти из бездействия. Он вернулся в центральный командный, понаблюдал за действиями Агафонова и признался себе, что тот действует наилучшим образом. Командир бригады жестом прогнал его, и он снова вернулся в свою каюту, уверенный в том, что рано или поздно их вынудят всплыть, возможно, прямо в центре стаи американских эсминцев.

В течение трех часов Агафонов безуспешно убегал от самолета. Всякий раз, когда Агафонов считал, что ему удалось на несколько миль оторваться от самолета, тот снижался и опять определял их новое местоположение. После трех часов тщетных маневров Агафонов вызвал Кетова в центральный командный.

Товарищ Кетов, принимайте командование лодкой.

Окрыленный тем, что он выиграл спор, Кетов вновь приступил к обязанностям командира. Позднее он вспоминал, что стычка не была такой уж серьезной, как она показалась вначале; такие споры случаются, когда в походе на борту находятся старшие начальники. Обычно такие споры решаемы, однако они оказывают сильнейшее воздействие на психику. По мнению Кетова, размолвка закончилась, и теперь надо было думать о том, как оторваться от американцев. Он стал размышлять.

Если американцам приказано отогнать их от американского побережья, то он им поможет, и на скорости четыре узла лодка легла на курс ноль девять ноль. Они спокойно двигались в восточном направлении, но шли с небольшим зигзагом. Кетов знал, что самолет вскоре должен был быть сменен, поскольку он находился в районе патрулирования уже более четырех часов. Той возможности продолжительного нахождения в районе патрулирования, какой обладали более новые «Орионы» «Р-3», у самолетов «Нептун» «P2V» не было.

Прошел еще час, а они не услышали ничего нового. Кетов знал, что прежний самолет ушел, но в район патрулирования мог уже прибыть или вскоре прибудет другой самолет. Пассивный гидролокатор лодки неожиданно засек новый самолет, который снизился, сбросил буи, выложив из них фигуру, и потом через каждые пять минут стал сбрасывать гранаты, пытаясь определить курс «Б-4».

Теперь лодка была на глубине шестьдесят метров, и когда Кетов сверился с гидроакустическим планшетом штурмана, то увидел, что они находятся как раз под слоем температурного скачка. Им невероятно повезло в том, что слой температурного скачка оказался так неглубоко; теперь он давал им хоть какую-то акустическую защиту. В местных водах было несколько течений, прозванные русскими «мягкими акустическими точками», и Кетов решил ими воспользоваться. Интервалы между взрывами увеличились с пяти до пятнадцати минут, и Кетову доложили, что несколько надводных кораблей приближаются к району их нахождения и пытаются отыскать лодку. Потом интервалы между взрывами увеличились до двадцати минут. Довольный Кетов решил, что всего этого с них достаточно и настало время убегать по-настоящему.

Механик, сколько еще протянем на батареях?

При средней скорости хода заряда хватит на девяносто минут, товарищ командир.

Штурман, сколько осталось до захода солнца? - спросил Кетов.

Командир, - ответил штурман, - до захода остался один час сорок минут.

Кетов дождался, когда самолет сбросил очередную партию буев, за которой последовала серия разрывов. Он опять повернул на восток и увеличил скорость до десяти узлов. К тому времени, когда самолет сбросил новую партию буев, лодка уже была им потеряна. Стало темнеть, а с наступлением темноты самолет не мог летать на малых высотах, чтобы воспользоваться установленным на нем детектором магнитной аномалии. Кетов слышал, как самолет сбросил очередную партию буев к югу от лодки, опять пытаясь определить их местоположение, но они уже была вне его зоны досягаемости. В темноте они медленно всплыли, выставив на поверхность только РДП, и начали зарядку батарей. Самолет опять их не поймал - ни своей РЛС, ни буями «Джезебел». Операторы Кетова доложили о том, что южнее их надводные корабли работают активными гидролокаторами, пытаясь, как и самолет, поймать лодку, но «Б-4» постепенно увеличила отрыв от кораблей и самолета противника и скрылась в тропической ночи.

На следующий день Кетов получил радиограмму из Москвы, которой подтверждался приказ прервать переход на Мариэль и начать патрулирование в небольшом районе радиусом двадцать пять миль. Выполняя этот приказ, Кетов впервые воспользовался пассивным гидролокатором «РГ-10». Этот гидролокатор был установлен на «Б-4» буквально перед выходом лодки в море из бухты Сайда, однако он до сих пор не работал. Техник по радиоэлектронному оборудованию, мастер своего дела, три с лишним недели возился с гидролокатором и в конце концов ввел его в строй. Для них навсегда осталось загадкой, почему гидролокатор до этого толком не работал, сам Кетов видел причину в том, что гидролокатор был чересчур восприимчив к холоду. Как бы там ни было, теперь он работал, давая им возможность обнаруживать американцев на больших дальностях по сравнению с их штатными гидроакустическими средствами. «Б-4» была единственной лодкой в составе квартета «Фокстротов», на которой было установлено это новое оборудование, позволившее ей в дальнейшем загодя обнаружить американцев и уходить от них до того, как американцы их засекут.

Через месяц Кетов покинул район патрулирования и стал понемногу пробираться на север. У них все еще не было приказа о возвращении на базу, но поступали приказы о выходе в новые районы патрулирования, каждый из которых располагался в 100–120 милях севернее предыдущего. Наконец 20 ноября «Б-4» получила приказ вернуться в порт приписки Полярный. Забавно, что вскоре после получения приказа о возвращении операторы радиоперехвата «Б-4» перехватили переданную открытым текстом телеграмму командующего ВМС США в Атлантике, в которой выражалась благодарность находившимся в этом районе советским подводным лодкам за предоставленную возможность поучаствовать в совместных операциях. Это был настоящий сюрприз, подтвердивший мнение Кетова о том, что все это время американцы точно знали о их походе и полученных приказах. Просто в тактическом плане американцы не смогли принудить к всплытию все советские подводные лодки. Что же касается Кетова и экипажа «Б-4», то им удалось ускользнуть и избегнуть неприятностей, связанных с всплытием в самой гуще численно превосходящего американского флота.